Началов с Мельниковым переглянулись. Я этот взгляд быстрый заметила и намотала себе на ус. Так… Значит, ребятам известно нечто интересное.

— И с чем связан твой непраздный интерес?

— Помимо пропажи Ритки, у меня еще клиент, — объяснила я. — У него пропал сын.

— Еще один «упавший вниз, на полпути вверх», — пропел Началов. — И чего им спокойно не живется?

Ну я же говорю. Интерес мой перешагнул все пределы, и я протянула:

— Ну-с, ребятки! Значит, я уже не первая? Что же у нас за «Светлое Место» такое появилось?

— Ого, а она больше нас знает, — присвистнул Началов. — Мы, вообще-то, это твое «место» зовем «Черной дырой». И Бермудским треугольником. Пошли к Наденьке.

И Началов встал. Мельников облегченно вздохнул, поднимая со стола книжку.

Ладно, мстительно подумала я. Теперь я тебе нужна, настала моя очередь романчики почитывать.

— Да оставь ты его в покое, Танюха, он сейчас другой проблемой занят. Пропажи — это моя епархия. И Надина. Точнее Надежды Сергеевны. Так что пошли, спустимся к девочкам…

* * *

Спускаться пришлось недолго — на один этаж. Одной из девочек оказалась моя старая знакомая, Соня. Мы тепло с ней поздоровались. Надежда Сергеевна сидела возле окна и, несмотря на такое официальное обращение, произвела на меня впечатление очень домашней женщины. Лет ей было около тридцати, и, в отличие от Сони, она была в форме.

— Ну вот тебе мои девочки, — сказал Началов. — Надежда, поможешь Татьяне со сведениями?

Надежда Сергеевна окинула меня быстрым взглядом и коротко кивнула.

— Тогда я вас оставляю.

Послав нам всем воздушный поцелуй, Началов поспешил к себе.

— Так что вас интересует? — спросила меня Надежда.

— Пропажи. Люди, пропавшие из церкви, например. Статистика — откуда пропало больше всего. И, если можно, фотографии.

Она кивнула и встала. Подойдя к шкафу, перелистала папки и положила передо мной на стол несколько.

— По поводу сведений, из каких церквей они пропадают, ничего вам сказать не могу. Заявления у нас — они вот, сами смотрите… В основном — очень богатые ребятишки. Либо сами бизнесмены, либо их дети… Общее — родители жалуются, что перед этим их чада были увлечены религией. Но — самой разной. Вот этот — Юра Агапов, кришнаит. Таня Латышева — из храма Успения Богородицы. Кстати, если вас интересует мое мнение, то именно оттуда — исчезнувшая молодежь. Думаю, если присутствует момент вербовки, то именно из этого храма. Ах, да… Особая черта — и Агаповы, и Латышевы указывали на то, что ребята перед исчезновением сменили прически. Подстриглись странно — под горшок…

Так. А мы идем верным путем, товарищи… Только вот как бы нам дойти побыстрее?

— Вы — частный детектив? — поинтересовалась Надежда.

— Да.

— И как вам? Это лучше, чем у нас?

— Лучше, — кивнула я. — Но не для всех.

— Я просто иногда подумываю, не купить ли лицензию…

Я посмотрела в ее серьезные глаза. Способности к анализу у нее были покруче моих.

— Вам будет легко, — честно сказала я, что подумала.

* * *

Мы вышли из комнаты покурить. Соня и я.

— Ну а ты почему перевелась в розыск? — спросила я ее.

— Я? Я не переводилась. Как работала с наркотой, так и работаю…

— То есть — здесь действительно наркота?

— Говорят. Во всяком случае, идеи у Началова именно такие. Будто этих самых «бермудов» накачивают, сажают на иглу, а потом…

— Но зачем? — спросила я. — Зачем им нужны эти ребята?

— Во-первых, деньги. Во-вторых, рабочая сила. Надежда рассказывала, что в позапрошлом году накрыли секту мунитов, так они там на корейца работали, лук выращивали. И коноплю, кстати, тоже. У нас у всех тут общие подозрения, в эту точку. Узнать бы, кто за всем стоит…

— Да уж, — вздохнула я. — Кабы это так просто узнавалось, мы бы с тобой долго не мучились.

Мы докурили, и я попрощалась с девушками.

Возле выхода остановилась. Оставалась у меня Екатерина. Я задумалась, посмотрела на часы. Нет, домой я заехать не смогу — слишком мало «светового» времени осталось.

Обернувшись, я обратила внимание на стенд «Разыскиваются». Подошла к нему — теперь меня живо интересовали все пропавшие без вести.

Из пяти фотографий три — явно моих клиентов, решила я. Стрижки у троих — под горшок…

Наверху висели разыскиваемые преступники. Лица у всех явно мало «приятные», скорее, наоборот. Особенно показался мне мерзким один — лысый тип с оттопыренными ушами и маленькими буравчиками вместо глаз. Передернув плечами, я призналась себе, что мне совсем не хотелось бы встречаться с ним в темном переулке без оружия. Мерзкая у него была рожа. Впрочем, как и у остальных.

Я прищурилась, пытаясь прочитать, за что его разыскивают. Птенчик оказался не прост: наркотики, убийства, изнасилования — в общем, не зря он мне не понравился. И имя у него отвратное — «Грызун». Такая вот кличечка. Дальше следовали особые приметы. Особенно хорошо запомнилось, что на носу у него шрам от срезанной бородавки.

«Да уж, с такой кошмарной внешностью трудно не стать преступником», — подумалось мне.

Я села в машину и скоро уже мчалась по проспекту в сторону набережной.

Сгущались сумерки. С утра я почти ничего не ела, и теперь мой организм намекал на это обстоятельство. Неплохо бы подкрепить свои уходящие силы…

«Времени нет, — сказала я своему организму. — После посещения Екатерины устрою тебе праздник чревоугодия. А пока — привыкай и терпи, милый…»

* * *

Екатерина жила в четырехэтажном доме. Кстати, весьма привилегированном. И дверь в парадном была железная, с кодовым замком. Я позвонила и стала ждать.

Ждала недолго. Представилась знакомой отца Димы. Меня впустили. Дверь мне открыла очень симпатичная стройная женщина. Улыбнулась приветливо, без тени высокомерия или апломба богатенькой клуши. Значит, сама с усами. Интересно, кто она?

— Добрый день, — ответила она на мое приветствие. Но смотрела выжидательно.

— Я, собственно, частный детектив. Татьяна Иванова. Мне хотелось бы поговорить с Катей, — выложила я все свои карты.

Она провела ладонью по лбу.

— Вы по поводу Дмитрия?

— Как вы догадались?

— Ну от кого же еще у нас с Екатериной сплошные землетрясения? — грустно улыбнулась она. — Проходите…

Хозяйка пропустила меня внутрь. Квартира была большая, обставлена со вкусом и до верха забита книгами.

— Ого! — вырвалось у меня.