— Господи, пусть она окажется дома, — попросила я, нажимая на звонок. Никто не откликнулся. Ритки не было…

Я достала свой набор отмычек, видя уже самые жуткие картины того, что ждет меня за дверью.

Квартира была пуста. Причем все осталось в том же виде, как было вчера. То есть — стаканы на журнальном столике. Две банки из-под пива и т. д.

Я застонала. Ритка здесь не появлялась. Куда же она могла подеваться?

На столике стояла фотография. Ритку обнимал за плечи невзрачный парень. С глазами явного параноика. Над губой топорщились тараканьи усики, а стрижка весьма странная — под горшок. В общем, я поняла, что имела в виду Ритка, утверждая, что вся паства разбежалась бы, завидев Эдика, принимающего исповедь.

— Так вот ты какой, Эдик… — сказала я себе. Подумав немного, достала фотографию из рамочки и сунула в карман.

Где же они? Этот Эдик — ладно, фиг с ним. А вот Ритке угрожала опасность. Надо спешить…

Решив, что Екатерина подождет, я рванула в Комсомольский.

* * *

Мчалась я туда на «автопилоте». А в голове вертелось: «Вас ожидает ранняя смерть… смерть… ранняя».

Черт, как все это некстати! А что, Тань, разве бывает кстати обрушивающаяся на голову лавина? Вообще, когда смерть бывает кстати?

Так и не сумев найти ответ, я мчала свою машину на скорости, близкой к реактивной. Невеселые думы кружили голову, а мне хотелось, чтобы они наконец-то оставили меня в покое, хотелось привести себя в порядок.

Уф, наконец-то показалась многоэтажка со знакомым призывом на цоколе, и я остановила машину прямо у входа в подъезд.

Двор был пуст. И понятно — шел дождь, порывы ветра валили с ног, наводя на мысль, что сейчас не разгар лета, а поздняя осень.

Я взлетела по лестнице к квартире Эдика. Слава богу, Ритка не успела забрать у меня ключ… Стоп! Я в растерянности уставилась на гномика, которого достала из кармана куртки. Если ключ остался у меня, тогда ее не может быть здесь! В отличие от меня, Ритка не умеет пользоваться отмычками. Значит, здесь ее быть не может…

Если только не появился Эдик.

Я застыла с гномиком в руке. Отчаяние на миг парализовало меня, заставляя почувствовать собственную беспомощность.

Нет, Иванова, тебе пора покидать плацдарм военных действий! Время выходить на пенсию, детка…

Решив рискнуть, я открыла дверь. А вдруг…

Никакого «вдруг» там не оказалось. Все было точно так же, как и вчера. Воздух дышал затхлостью. Пятна окончательно засохли, и беспорядок в квартире казался незыблемым.

Мне стало страшно. Иногда вот такое мертвое спокойствие способно наполнить душу куда большим страхом, нежели куча «живых» мертвецов, разгуливающих на экране видика. Затаив дыхание, я вслушивалась в тишину. Вот глупость — как будто тишина могла рассказать мне, куда подевались люди, еще недавно населявшие эту квартиру!

Я осторожно прошла по всем комнатам, пытаясь найти хоть какой-то ключ. Телефон… Поискав, я не нашла ничего. Эдик не пользовался автоответчиком. Отшвырнув ни в чем не повинный аппарат, я села на краешек кресла, уставившись в одну точку. На стеллаж с книгами.

Подбор книг меня заинтересовал. Я блуждала взглядом по корешкам, перебегая от полного собрания сочинений Пушкина к творениям Евгения Монаха. Монах… Черт побери, опять монах… Кстати, название у этой книжки замечательное. «Братва». Братва — Монах.

Кажется, мои логические связки потрясают неординарностью, усмехнулась я. Постараемся не увлекаться. Надо быть проще — и люди к нам потянутся. И сны перестанут кретинские сниться…

Я встала. Ничего я тут не найду. Как пить дать… Квартира явно не собирается сообщать мне полезные сведения. И главное: куда исчезла Ритка?

Оставалась еще одна ниточка — тонюсенькая, но все же способная вывести меня к «чистой воде».

Выйдя из квартиры Эдика, я направилась к двери напротив.

Нажав кнопку звонка, услышала шаги, и голос старухи Козленко спросил:

— Кто там?

* * *

— Это Таня. Помните, я вчера приходила к Эдику?

Дверь приоткрылась. Старушка изучала меня острым взглядом в щелку, а узнав, открыла дверь.

— Что? Непорядок какой?

Я вздохнула.

— Вчера я сказала вам неправду. На самом деле я из милиции.

Я протянула ей свою «липовую» ксиву. Она взяла ее, водрузила на нос очки и внимательно читала минут пять, заставляя мое сердце трепетать от ужаса, что она сфокусирует свое внимание на просроченном штампе.

— Так бы сразу и сказали, — недовольно проворчала она, возвращая мне удостоверение. — А то — я к Эдику, за квартирой проследить… Проходите.

Она пропустила меня внутрь и сразу спросила:

— Значит, правда Эдька вляпался? С этими монахами?

— Простите, как вас зовут? — поинтересовалась я.

— Вера Семеновна, — сообщила она.

— Вера Семеновна, что это за монахи? И как они могут быть связаны с исчезновением Эдика?

— Да напрямую! — воскликнула старушка. — Мне и батюшка в церкви сказал, что никакие они не православные, а сектанты и шарлатаны. Только Эдик с ними сдружился…

— Поподробнее о монахах. Если можно, — попросила я.

— Они появились тут с месяц назад. Во дворе собирались и все беседы проводили. Тут неподалеку церковь Николы Чудотворца, я туда хожу… Я к этим монахам было подошла, чтоб спросить, откуда они взялись. Только они засмущались и разговаривать со мной не стали…

— А почему вы все-таки причисляете их к монахам? Они же не в рясах были?

— Конечно, нет… Просто они себя называли каким-то «братством». А вот братья-то — это ж у монахов.

«Братья — братва», — подумала я. Может, и не у монахов.

— Хорошо. Попробуйте описать мне, как они выглядели.

— Танечка, да обычные! Штаны широкие на всех, черные. Куртки спортивные. Стрижки, ну почти под горшок… Эдька потом тоже так подстригся… Он с ними в контакты вступил и начал дружбу водить. Правда, я заметила, все тайком, по вечерам… Пытался скрыть. Даже стрижку эту свою. Я его спросила, что это он с головой своей удумал. А он: «Это мода такая, баба Вера». Деньги у него завелись. Как будто они платили ему за то, что он бредни их слушал. А потом они исчезли. Батюшка-то мой сказал, что их разогнать надо — вредные, мол, они люди. Молодежь баламутят… Сам к нам приехал. После его приезда-то они и сбежали. Да и Эдьку с собой прихватили, видно.

— А Эдик — он раньше верил в бога? — поинтересовалась я.

— Эдька? Да ты что, Таня? Он только в деньги верил. И с этими монахами он из-за денег спутался. Платили они ему. Вот за что — не знаю.

Ситуация действительно странная.