— Понял, — бросаю я трубку, выскакиваю в коридор исталкиваюсь с Михалычем. Лучше бы я его не видел. У него пепельно-серое лицо, ион смотрит на меня так, словно не узнает.

— Ты уже вернулся? — спрашивает он равнодушно.

— Да, я ее проводил и кассету достал… — пытаясь рассказать,я вытаскиваю кассету, но он меня не слушает. Эта кассета его больше неинтересует. Он проходит мимо и идет дальше. И я догадываюсь, куда он идет. Таки есть, мы идем в другой конец, и он проходит мимо дежурного, даже не посмотревв его сторону. Майор хочет что-то сказать, но, увидев глаза Михалыча,замолкает. Редко кто может выдержать такой бешеный взгляд нашего командира. Онвходит в кабинет полковника, а я остаюсь в комнате с майором. Если этот майорхотя бы пикнет, я убью его собственными руками. Просто застрелю. Мы сейчас втаком состоянии, что с нами лучше не спорить. Потерять сразу двух ребят за однуночь, даже трех с учетом ранения Дятлова, это не просто много. Это почтикатастрофа. И поэтому я сижу в приемной и жду, когда выйдет наш командир. Пустьтеперь полковник объяснит, каким образом он оказался на снимке вместе соСкрибенко. Пусть объяснит, что может быть общего между ним, полковникоммилиции, ответственным сотрудником Кабинета Министров и известным рецидивистом.

Если бы не гибель наших товарищей, объяснить это можно былочем угодно. Но после смерти наших ребят все изменилось. У майора Зуева былабольшая семья, Байрамов недавно женился, и у него был маленький ребенок. ЕслиГорохов хотя бы чуть-чуть замешан в этом деле, он не доживет до вечера. Михалычне тот человек, который разводит сантименты. Оружие у него есть. Он простопристрелит полковника и только потом пойдет сдавать оружие.

— Что у вас случилось? — спрашивает майор, сидящий напротивменя. Он толстый и лысый, типичный кабинетный червь, но я презрительно молчу,решив дождаться, пока выйдет командир, и в ответ неопределенно пожимаю плечами.Дверь подполковник прикрыл неплотно, видимо, спешил, я слышу некоторые фразы,которые постепенно складываются в предложения, по мере того как собеседникиначинают говорить на повышенных тонах.

— Значит, ты мне не веришь! — кричит Горохов. — Ты готовповерить этой фотографии?

— Я верю фактам, — кричит ему в ответ командир, — никто незнал, что мы выезжаем на задание и берем Коробка. В управлении об этом зналитолько несколько человек, в том числе и ты. А полную информацию имел только ты.Откуда они знали, что мы поедем к бывшей сожительнице Коробкова? Кто мог узнатьее адрес и оставить в квартире бомбу?

— При чем тут я? Ты думай, о чем говоришь! — кричалполковник. — Совсем с ума посходили в своей группе. Всюду вам предателимерещатся. Я тебе говорю, что эта фотография — фотомонтаж. Я никогда в жизни незнал никакого Скрибенко, никогда даже о нем не слышал.

— Я тоже о нем не слышал до сегодняшнего утра. Но, увидевнас, он прыгнул в окно, словно боялся раскрыть какую-то великую тайну. Онбоялся этой тайны больше смерти. А потом у него дома мы нашли эту фотографию. Иты говоришь, что его не знал.

— Если ты мне не веришь, можешь передать фотографию винспекцию по личному составу. Или в ФСБ. Пусть меня проверяют. Но сначала тысам проверь, может, это фотомонтаж. Может, меня специально подставили, а тыприперся ко мне из-за этого дерьма и городишь такую чушь.

— У меня погибли двое ребят. Убит мой заместитель Зуев.Полголовы снесло у Байрамова. Ранен Дятлов. А ты говоришь, что все это дерьмо!— кричал Михалыч так, что майор испуганно вздрагивал, не решаясь даже подойти кдвери и закрыть ее.

— При чем тут я? — окончательно разозлился полковник. — Несходи с ума, Михаил. Прежде чем меня обвинять, нужно все проверить, а потом ужепрыгать на своего товарища. Иди и проспись, а завтра мы с тобой поговорим.

— Сегодня, — Михалыч стукнул кулаком по столу, — сегодня. Япойду на прием к министру. Никто не знал о нашей операции, кроме тебя и твоихлюдей.

— Иди куда хочешь, — тоже стукнул кулаком Горохов, — толькоучти, что с этой минуты я отстраняю тебя от командования группой. Теперь вместотебя будет твой заместитель.

— Иди ты к …. матери, — выругался подполковник, — ты даже неслушаешь, что тебе говорят. У меня уже нет заместителя. Майор Зуев сегодняубит. — С этими словами он вышел из кабинета, хлопнув дверью. Увидев меня, онкивнул и зло сказал:

— Ты еще здесь. Очень хорошо. Позвони ребятам и узнайобстановку.

Он прошел дальше, словно не разобравшись до конца в своихчувствах.

Потом повернулся и, взглянув на меня, спросил:

— А как твоя спутница?

— Я проводил ее домой.

— Кассету вытащил?

— Да, я же вам докладывал.

— Помню, — тихо сказал он и вышел из комнаты. Я двинулсяследом.

Потрясенный майор сидел, открыв рот. Когда я выходил, онтихо прошептал:

— Они всегда так разговаривают?

— Всегда, — сказал я, выходя из кабинета следом за подполковником.

Они вышли вдвоем в коридор. Подполковник посмотрел на своегосотрудника.

— Позвони в больницу, узнай, как себя чувствует раненый.Пусть Маслаков дежурит до двенадцати часов дня. И никуда чтобы не отлучался.Потом я пошлю кого-нибудь из ребят. И попрошу установить там наш специальныйпост.

Шувалов кивнул. Он видел, в каком состоянии находилсяподполковник, и не решался ничего спрашивать. Они прошли в свое крыло.Подполковник увидел Петрашку.

— У нас новости, командир. — Ион запыхался от быстрого шага.— Мы решили опросить соседей, которые живут рядом с Метелиной.

— И что?

— За десять минут до появления ребят туда приехала белая«хонда» с двумя неизвестными. Они поднялись в квартиру.

Звягинцев открыл дверь кабинета, входя и жестом подзываяофицеров.

— Садитесь, — он тяжело опустился в кресло, — значит,говоришь, за десять минут до нашего приезда?

— Ребята еще там. Все проверяют, — кивнул Ион. — Труп этойстервы мы не нашли. Я дал оперативную установку по городу на ее задержание.

— Думаешь, ее увезли с собой?

— Уверен. Этот сосед уверяет, что машина почти сразу уехала.

— Номер он не помнит?

— Он его просто не увидел. Но точно знает, что это была«хонда». У его брата «хонда», только серебристого цвета. Я уже позвонил в ГАИ,чтобы переслали список владельцев белых «хонд».

— Их может быть несколько тысяч, — недовольно заметилЗвягинцев, — но это все-таки лучше, чем ничего.