– Его лучше сохранить, – согласился он и забрал кольцо. – Теперь не шевелитесь: я надену на вас ожерелье.

Венеция удивилась. Она не думала, что он так спокойно воспримет отказ носить это кольцо. Но граф вел себя так, словно на этом вопрос был исчерпан. Она исполнила его указание: стояла, не шевелясь, пока он прилаживал ожерелье к ее шее, чувствовала мягкое скольжение его пальцев по коже. Она старалась никак не реагировать, но не могла удержать трепет, расходившийся по ее телу от этого нежного прикосновения. Ей понадобилось сосредоточиться и напрячь все внутренние силы, чтобы не задрожать от физического удовольствия. Но она скорее умерла бы, чем позволила ему узнать, какие чувства он в ней вызывает.

Вот только вполне может быть, что он и так это знал. Граф был опытным соблазнителем, умеющим вести себя с женщинами, и наверняка владел тысячей приемов и уловок, которыми мог разжечь страсть в любое нужное ему время.

«Ни на дюйм», – напомнила она себе.

– Ну вот, – наконец сказал он. – Это сойдет, пока я не куплю что-то более подходящее для вашего нынешнего положения. Но, я думаю, слуги уже готовы подавать ужин, идемте.

Он подставил ей локоть, она изящным жестом взялась за него, и они вместе перешли в соседнюю комнату, где уже был накрыт стол. Там же наготове стояли повариха с лакеем, улыбавшиеся только что поженившейся паре.

– Для первого семейного ужина молодых я приготовила кое-что особенное, – сказала повариха. – Надеюсь, вам понравится.

– Благодарю вас, – тут же отозвался граф. – Мы оба очень благодарны и с нетерпением ждем ваших угощений. Не так ли, дорогая?

– Да, – ответила она.

Лакей выдвинул стулья, и молодые муж и жена сели за небольшой стол друг напротив друга.

Все началось очень формально. Подали первое блюдо, было открыто вино, друг к другу они обращались сдержанно, с оглядкой на лакея.

Венеция, к своему изумлению, обнаружила, что голодна как волк. Перед выходом в церковь она лишь наскоро перекусила, и с тех пор у нее маковой росинки во рту не было.

Наконец граф подал лакею знак оставить их.

– Итак, – сказал он, когда они остались одни. – Теперь можно поговорить спокойно. Я по-прежнему слабо представляю, как вы все это провернули. Эти письма…

– Это я написала их. Отец Мэри принес домой из Виндзорского замка немного писчей бумаги, и я на ней написала письма вам, сэру Эдварду и капитану этого судна.

– Все от имени королевы?

– Разумеется.

– Поздравляю вас. Вы отлично все продумали. И провели нас всех. Вам бы стоило служить в дипломатическом корпусе.

– Если они там настолько просвещены, что принимают женщин, я обязательно туда устроюсь, – воодушевленно ответила Венеция.

– Вы соорудили сложную головоломку с идеально подогнанными частями. Если бы не непредвиденная случайность, я бы не догадался о подмене, пока мы не вышли в море.

– Это было самое важное, – сказала она. – Вы могли остановить церемонию, и разразился бы грандиозный скандал.

Он секунду смотрел на нее, потом сказал:

– Скандал – это наименьшее из того, что могло произойти.

– Устраивать такой брак было безумием, – негодующе воскликнула Венеция. – Я составила такое мнение, как только о нем услышала. Потом, узнав, чем это грозит Мэри, я почувствовала, что просто обязана ее спасти.

– А вы? Вы не задумывались о том, что будет с вами? – с любопытством глядя на нее, поинтересовался он.

– Вы не представляете, чего мне стоило выйти замуж таким необычным способом, – сказала ему Венеция. – Но мои родители умерли, и я сама себе хозяйка.

– Если женщина вообще может быть самой себе хозяйкой, – сухо прибавил он.

– Таких женщин много.

– Дело в том, что женщинам не нужно такими быть. Независимость противна природе женщины. Ей нужно мужское руководство, чтобы не натворить глупостей со своей свободой.

– Вряд ли я могла совершить бóльшую глупость, чем брак с вами, не находите? – едко вставила она.

– Именно. Рад, что вы это поняли. Значит, ваши родители умерли? Кем они были?

– Отец – Джеймс Байдон, сын сэра Элроя Байдона, что, я знаю, вас наверняка огорчит.

– Почему?

– Я внучка обычного баронета. Не чета вам.

– Я постараюсь сдержать огорчение. А мать?

– Ее отцом был виконт Девитон.

– Так у вас все же имеются родовитые родственники? Хорошо. Значит, не придется бросать вас за борт.

Произнес он это так спокойно, что она даже не поняла, серьезно он говорит или шутит. Потом она заметила блеск в его глазах. Это был холодный, даже циничный блеск, и все же за ним чувствовалось веселье.

– Удивительно, что вы собирались бросать меня за борт, – как ни в чем не бывало, проронила она. – Я думала, вы считаете, что я, как покорная, исполнительная жена, сама должна выпрыгнуть.

На мгновение он растерялся, потом поднял в ее сторону бокал со словами:

– Мне не приходило в голову, что вы собирались быть покорной и исполнительной. Какая приятная неожиданность.

– Рано радуетесь, – заметила она. – Я не говорила, что собираюсь такой становиться… Только то, что вы ждали этого.

– После того, как вы со мной поступили, думаю, это меньшее, чего я мог ожидать. Вы, кажется, подумали обо всем, – прибавил граф немного насмешливым тоном, – кроме меня и моих чувств.

– Мне как-то не пришло в голову беспокоиться о человеке, у которого есть всё, – парировала Венеция. – Высокий титул, благосклонность королевы. К тому же газетчики называют вас не иначе как «красавец граф Маунтвуд».

Он презрительно пожал плечами.

– Газетчики!

– Да, согласна, они зачастую преувеличивают, – искренне призналась Венеция. – Но, даже если посчитать вашу внешность заурядной, у вас и так достаточно преимуществ.

– Кроме права выбирать себе невесту.

– Для человека, который позволил королеве выбрать ему невесту, это просто абсурдное возражение. Честно говоря, не думала я, что мужчина может смириться с подобным, пусть даже со стороны королевы, и даже не попытается возражать. Это указывает на кротость характера, что, признаться, меня тревожит.

Венеция с удовольствием отметила про себя, что он на миг лишился дара речи.

– Могу заверить, сударыня, кротким я вам не покажусь.

– Рада это слышать. Мне бы очень не хотелось, чтобы вы оказались одним из тех мужчин, которые строят из себя молодцов, но чуть что поджимают хвост.

– Вы хотите оскорбить меня? – вспыхнул он.

Вспышка эта указала ей на то, что, несмотря на внешнее благорасположение, он все еще держал в себе злобу, которая нет-нет да и вырывалась наружу.