class="p1">– Моя. Снята два года назад, в январе. Я помню, тогда была метель.

Дэвид продолжал пристально глядеть на фото. Он поднимал вопрос о детях, когда мы поженились, но я сказала, что хочу подождать. Я никогда не уточняла, чего именно жду.

– Идеальное семейство, – сказал он наконец.

Я кивнула. Только они не были семьёй. Это были модели из разных агентств. Каждый пришёл в студию сам по себе, с припорошенными снегом волосами. Они представились друг другу, потом встали перед камерой как одна команда. Джо настроил золотой отражатель, чтобы на лица падал тёплый свет, имитирующий лучи солнца. Через неделю специалист по компьютерной графике добавил фоном Централ-парк.

Эти незнакомцы всего на миг столкнулись друг с другом, но стали воплощением счастливой семьи.

Пять

Мечту уехать из Вечной Весны я держала в секрете семь лет, с того самого восьмого дня рождения, когда упала в фотографию, и до дня, когда мне стукнуло пятнадцать и я получила письмо, которое изменило всю мою жизнь.

Когда мама забирала мой портрет, она купила мне и отпечаток фото Нью-Йорка. Я была так счастлива, что начисто игнорировала собственный портрет с велосипедом в озере, а вместо этого снова и снова окуналась в нью-йоркское фото. Один раз я оставалась там очень долго: была так очарована, что не хотела возвращаться домой.

Ещё я погружалась в фото семейства Йена на китайский Новый год. Вообще-то я могла упасть в любую фотографию, которую видела. Но все прочие фото изображали людей и места, которые я и так хорошо знала. Снимок Нью-Йорка был особенным.

Я представляла себе его как место, куда могут попасть только отважные, немногочисленные и особенные люди. Сперва тебе надо распознать в себе принадлежность к этому месту, и лишь потом твоя нога получит возможность ступить на мостовую этого города. Тебе придётся заслужить право очутиться там, и взамен этот город получит тебя.

Вечная Весна стала слишком мала, и я в неё не помещалась.

Тётя Эюн рассказывала мне о школе-пансионе в Харбине, которая принимает учеников на основании оценок. Им нет дела до документа с пропиской – листка бумаги, который ты получаешь при рождении и который привязывает каждого гражданина Китая к конкретной деревне либо городу.

Я училась старательно, и отметки у меня были хорошие. В последний год средней школы, когда нужно было сдавать экзамены для перехода в старшую, тётушка Эюн прислала мне форму для заполнения.

В тот день, когда пришло ответное письмо, в котором сообщалось, что я зачислена, я подождала, пока все отужинали.

– Я должна кое-что вам сообщить, – произнесла я самым своим бодрым тоном, надеясь, что мой собственный взгляд на вопрос в итоге победит.

Бабушка усмехнулась:

– Очередной тест идеально сдала?

Отец улыбнулся:

– И где же бонусные очки?

– И очки за чистописание? – прибавила Айнара.

Мама и сестра рассмеялись, пляшущие огоньки свечей отражались в их глазах.

– Нет, это не тест. Мне сегодня пришло письмо о том, что меня зачислили в старшую школу в Харбине. Это чудесные новости!

– Поздравляю! – сказала Айнара, катая палочки для еды туда-сюда по столу.

Мама спросила:

– В каком это смысле – зачислили в старшую школу в Харбине?

– Я подала документы несколько месяцев назад. Мне назначили стипендию, и это школа-пансион. Мне даже за еду платить не придётся.

– Это хорошо, с учётом того, что ты вечно голодная, – заметила сестра и открыла было рот, чтобы что-то прибавить, но взглянула на мать и передумала.

– Сколько времени? – спросила мама.

Сколько времени прошло с тех пор, как я подала документы? С тех пор как получила ответ? Сколько времени осталось до того, как я уеду? Или до того, как вернусь? Что она имеет в виду?

– Я получила письмо сегодня.

Мама скрестила руки на груди, словно обнимая себя.

– Сколько времени ты живёшь с идеей поехать учиться в Харбин?

– Несколько лет.

– Лет! Несколько лет я продолжала думать, что я хорошая мать.

Было странно, что она как-то связывает эти новости с тем, хорошая она мать или плохая, а не со мной и моими амбициями.

– Ты и есть хорошая мать, – заявила Айнара.

– Тогда как же так получилось, что я не знала, что моя старшая дочь планирует меня бросить?

Я вздрогнула. «Я не только тебя бросаю, я бросаю всех. Бросаю всё».

– Я ничего не говорила, потому что какой был бы смысл, если бы меня не приняли?

Мама кивнула:

– Конечно, это большое достижение, и я горжусь тобой. Но ты не можешь поехать.

– Почему? Я думала, все китайские родители хотят для своих детей лучшего.

– И я хочу лучшего для тебя. Я просто хочу, чтобы это лучшее происходило с тобой здесь.

– Вечная Весна слишком маленькая. Здесь ничего нет.

Мать покачала головой:

– Здесь есть мы. И здесь ты в безопасности.

– Тут нет университета. Нет ни музеев, ни художественных галерей. В харбинской школе есть лаборатории, учителя, библиотека с тысячами книг.

Мама избегала встречаться со мной взглядом.

– У нас тоже есть учителя и тысячи историй. Просто наши не напечатаны на бумаге.

Она была права: она рассказывала мне бесчисленное количество историй. Но меня больше интересовала неизменность – та, что в словах, которые можно записать, и в фотографиях, которые можно напечатать. В искусстве мне было интересно его бессмертие.

Наконец заговорил отец:

– Это хорошо для тебя. Одному из моих детей пора уезжать.

Бабушка закрыла глаза. А когда открыла, к вискам протянулись морщинки.

Папа оглядел покрытую шрамами столешницу, будто ища на ней верные слова:

– Когда ты переедешь в город, тебе дадут временную регистрацию в Харбине. Если постараешься, получишь и постоянную.

– У меня всю жизнь была прописка Вечной Весны, – сказала мать. – И я никогда не хотела жить где-либо ещё.

Не обращая на неё внимания, папа продолжал:

– Если ты хорошо сдашь тесты в Харбине, то, возможно, попадёшь в университет в Пекине. Тогда ты можешь попробовать получить тамошнюю прописку. Тебе не обязательно будет возвращаться.

Я покачала головой: дескать, после старшей школы я вернусь домой. Моё сердце знало, что это ложь.

Мама ухватилась за край стола:

– Тебе нельзя уезжать в Харбин.

Внутри меня трепыхались гнев, отчаяние и ощущение тщетности. Мамины руки сжались в кулаки:

– Эюн слишком занята, чтобы приглядывать за тобой. Ты там никого не будешь знать. Ни семьи, ни соседей, ни друзей, которые тебя защитили бы. Это слишком опасно для юной девушки!

Папа накрыл её кулак ладонью и подался к ней:

– Ты никогда не жила в других местах. Откуда ты знаешь?

Мама