Женщина очистила апельсин и предложила нам по дольке.

– Вы давно последний раз были дома?

Я покачала головой:

– Слишком давно.

– Всегда так кажется – не важно, месяц или год прошёл. Мы ездили домой полгода назад. Время летит очень быстро, особенно когда растишь ребёнка. – Она обняла мальчика одной рукой, прижав к себе.

Мальчик ткнул в Северный полюс и захихикал, когда палец погрузился в океаны.

– И мужа.

– Никакого мужа. Только мы.

Озадаченная, я бросила взгляд на мужчину, который сидел рядом с ней и в настоящий момент спал, откинув голову на подголовник. Не глядя женщина отмахнулась:

– Он не с нами.

– Прошу прощения. Ваш муж умер?

Она рассмеялась так громко, что в уголках глаз выступили слёзы, и наклонилась, чтобы весело шлёпнуть меня по руке.

– Нет, хотя в иные дни я жалею, что нет! Мы разведены. – Она сказала это таким же обыденным тоном, каким заметила, что Вечная Весна – не деревня.

Когда я уезжала из Китая десять лет назад, я сделала мысленное фото страны – такой, какой она мне представлялась, какой я её ощущала, включая поведение людей. Во время моего отъезда Китай развивался, как и его народ. Лицо, которое маячит перед тобой изо дня в день, остаётся прежним, но на лице, которое видишь редко, драматично проявляется возраст. Фото сегодняшнего Китая покажет мне что-то совершенно иное.

Поезд затрясся и набрал скорость. Я перегнулась через Дэвида, чтобы выглянуть в окно. Когда я поднимала камеру к глазам, на снимке должно было оказаться поле. К моменту, когда я щёлкнула затвором, это уже была фотография высоких построек.

* * *

Через одиннадцать часов, когда на небе сгустились сумерки, динамики над нашими головами объявили, что мы прибываем в Харбин. Пассажиры похватали сумки и столпились в центральном проходе; тепло чужих тел давило на меня со всех сторон. Дэвид упёрся локтями в спинки сидений по бокам прохода, заключив меня в клетку, словно боялся, что меня раздавят. По мере приближения к станции поезд всё сильнее раскачивался из стороны в сторону, колёса визжали.

– Харбин, – шепнул Дэвид, как будто произносил первую половину слова «harbinger» – предвестник.

– На самом деле тут три слова, – сказала я. – Произносится «Ха-Эр-Бин». Считается, что это переводится как «город льда», но мама говорила, что «харбин» – маньчжурское слово, которым обозначают место, где сушат рыбацкие сети.

Дэвид поднял бровь:

– Покрытые льдом сети?

– Он не круглый год остаётся городом льда. Только бóльшую его часть.

– Но твоя деревня называется Вечной Весной.

– Называется.

– Ну и как она может соседствовать с городом льда?

Я пожала плечами:

– У основателей было чувство юмора. Вечная Весна находится дальше на северо-восток, и там даже холоднее. С крыши нашей школы я практически видела Сибирь и Северную Корею.

С финальным скрежетом поезд остановился.

Нас с Дэвидом понесло вперёд приливной волной тел. Ступив на платформу, я шагала всё быстрее и быстрее, пытаясь стряхнуть с ног часы бездействия. Муж, у которого ноги длиннее, поспевал за мной без проблем.

У стойки продажи автобусных билетов сидел, подсчитывая билетные корешки, сгорбленный мужчина. Его большие пальцы были покрыты пятнами чёрных чернил.

– Тридцать шесть, тридцать восемь, сорок, сорок два. Хорошо, хорошо. – Он стянул корешки резинкой для купюр, потом поднял взгляд. – Чем могу вам помочь?

– Два билета до Вечной Весны, пожалуйста.

Седая бородка мужчины подрагивала во время разговора.

– Вечная Весна? Ах, мисс! Автобус только что ушёл. – Он махнул рукой в сторону улицы.

– Давно?

Мужчина сверился с расписанием на своём столе, потом уставился на часы:

– Двадцать одну минуту назад. Следующий будет через десять часов и тридцать девять минут.

Я моргнула. Мне показалось, что я слышу тихий смех сверчков.

– То есть завтра?

– Да, завтра.

– И ничего пораньше нет?

Мужчина закудахтал, в баритоне послышалась барабанная дробь:

– Есть. Уехало двадцать две минуты назад.

Снова сверчки.

– А нет какого-то другого способа добраться до Вечной Весны прямо сейчас?

– Разве что по воздуху.

Я приободрилась, и надежда подняла голову внутри моего измождённого тела:

– Отсюда летают самолёты?

Он усмехнулся.

– Я имел в виду – разве что вы похлопаете руками и взлетите. – Мужчина поднял брови и прошептал: – Вы же не умеете летать, нет?

Мои плечи поникли, а сверчки рядом снова рассмеялись.

Я почувствовала, что схожу с ума.

Дэвид наклонился к моему уху:

– Ты не слышишь сверчка?

Я кивнула. Значит, мы оба сходим.

Билетёр шепнул:

– Что говорит этот иностранец?

– Спрашивает, слышу ли я сверчка.

Билетёр улыбнулся и с проворным поворотом запястья выудил из рукава коробочку из розового дерева с затейливой резьбой. В коробочке были просверлены дырки для доступа воздуха. Мы с Дэвидом подобрались поближе, и билетёр сдвинул крышку, открывая нашему взгляду лаймово-зелёного сверчка.

Сверчок зашевелил усами, исследуя свежий воздух. Билетёр выудил из другого рукава палочку для еды. На одном её конце красовался сверчок, вырезанный из дерева. Мужчина высадил сверчка из коробки и потряс перед ним деревянным собратом.

– Когда живой сверчок постоянно сражается с деревянным, он привыкает побеждать и становится более уверенным и храбрым в драках с настоящими сверчками.

Билетёр замолчал и поглядел сперва на меня, потом на Дэвида. Я переводила, пока сверчки сражались.

– Если живой сверчок всегда проигрывает деревянному, то, когда дело дойдёт до настоящей схватки, он будет менее уверенным в себе и с большей вероятностью проиграет.

Я снова перевела.

– Но он не в силах выигрывать в каждой схватке. Это невозможно.

Битва закончилась, как я поняла, ничьей. Билетёр поднял лаймового сверчка на палец и посадил обратно в коробку.

– Следующий автобус до Вечной Весны отправляется через десять часов и тридцать шесть минут.

Скопировав его стаккато, я повторила Дэвиду, покупая билеты:

– Следующий автобус до Вечной Весны отправляется через десять часов и тридцать пять минут.

Билетёр помахал нам.

Провожаемые эхом звуков, издаваемых сверчком, мы с Дэвидом отошли от стойки, и он прижал меня к своему боку.

– Давай снимем комнату и найдём какой-нибудь еды. – Он коснулся пальцем теней под моими глазами. – Тебе нужно поспать.

* * *

Харбин – город, который живёт на востоке, но смотрит на запад. Когда я впервые приехала сюда в школу, то была поражена русскими соборами и особняками в георгианском стиле. А теперь меня удивляли китайские храмы и пагоды – знакомые, но всё равно странные.

– Город сильно изменился? – спросил Дэвид, пока мы шагали по мощёной улице.

– В ночное время суток здесь было темно – ты видел звёзды. Но сейчас витрины слишком яркие.

Я могла прочесть названия магазинов на другой стороне улицы, но вывески