– А вы… Вы любили отца?

– Знаешь, я тогда была молодая, глупая, провинциальная девчонка из нищей советской семьи, слаще морковки ничего не пробовала. Невидальщина, как говорила твоя бабушка. И тут Леша, красавец, без пяти минут доктор наук, сын академика… Наверное, все-таки любила… Да, конечно, только очень уж тяжко мне в вашем доме пришлось… А Леша не понимал… Он был очень занят всегда, и потом нас обоих совесть мучила, он ведь меня у своего друга отбил… Я красивая очень была… И очень глупая.

– Вы и сейчас очень красивы.

– Спасибо тебе, – растрогалась женщина. – Скажи, может, я зря ударилась в воспоминания, а?

– Да нет, мне интересно, рассказывайте.

– Я училась в ГИТИСе, но после замужества как-то вдруг потеряла интерес. У меня появилась маниакальная идея – я должна жить у моря. Я как-то сказала про это Леше, а он возмутился. Мол, езди на море сколько влезет, но я из Москвы не уеду. Я забеременела. И даже твоя бабка как-то ко мне смягчилась и отправила на несколько месяцев в Прибалтику, в Дубулты. Я счастлива была без ума, бросила институт, как-то вдруг поняла, что примы из меня не выйдет, а быть на выходах – этого мне свекровь не простит. Леша часто ко мне приезжал, баловал меня, радовался… тогда еще заранее пол ребенка узнать было нельзя, но я была уверена, что будет мальчик. За месяц до родов Леша забрал меня домой. И вскоре родился ты. Я хотела назвать тебя тоже Алексеем, чтобы был Алексей Алексеевич, но у меня в этой семье не было права голоса… И тебя назвали Захаром. Я плакала, дуреха…

– Извините, но ваши родители… они были в курсе, что внук родился?

– Я им написала, но они… они хоть и совсем простые люди, но очень-очень деликатные были, стеснительные, не хотели, как папа мне написал, «заявляться в Москву бедными родственниками». Мол, когда сочту возможным, сама к ним приеду и внучка привезу. А я так и не выбралась к ним. А когда тебе полтора годика исполнилось… Ох, что это я все говорю, говорю, а что тебе-то про меня рассказывали?

– Что отца пригласили прочесть курс лекций в Калифорнии, на целых полгода, вы должны были поехать с ним, а там… там вы его бросили и вышли замуж за какого-то богача… Это было так?

– В общих чертах, – виновато улыбнулась она. – Я знаю, и у Леши, и у Дмитрия Захаровича, и у Тамары Васильевны были большие неприятности…

– Да, бабушку выперли на пенсию, отец стал невыездным – словом, неприятностей хватило…

– Я понимаю. Но у меня тогда… Я совершенно ошалела, когда за мной стал ухаживать тот американец. Он обещал, что я буду сниматься в Голливуде, говорил, что я должна, просто обязана остаться в Америке, что если я вернуть в Союз, не видать мне Голливуда, как своих ушей… Он засыпал меня драгоценностями…

– Простите, а на каком языке вы с ним объяснялись?

– На русском, он был из семьи эмигрантов первой волны. Но дело не в том… Просто в вашей семье я чувствовала себя… Золушкой, замарашкой из глухомани, а с Джорджем – королевой.

– И с отцом тоже чувствовали себя замарашкой?

– В общем, да. Но он был не виноват… Просто он был интеллигент бог знает в каком поколении… А я, дура, вместо того, чтобы тянуться за ним, просто обижалась.

– Но…

– Да, у меня был в Москве сын. Джордж клялся, что сумеет отобрать сына у отца… И я повелась.

– А он вас бросил?

– Нет, что ты! Он женился на мне.

– А Голливуд?

– Какой Голливуд с моим-то английским? Смешно. Но у меня все равно было ощущение, что я попала в сказку… Дом на берегу океана, прислуга, бассейн, все как в кино…

– А детей у вас больше не было?

– Нет. А Джордж через два года разбился на машине. Ты не думай, что я о тебе забыла. Я писала в Москву, звонила, мечтала хоть голосок твой услышать, но мне было сказано, что с предательницами никаких отношений быть не может. И они, кстати, были правы… Я предала их семью… И тебя тоже… И вот на старости лет я, наконец, могу все это тебе рассказать. И, мне кажется, ты не так строго меня судишь… Да?

– Какое право я имею вас судить? Похоже, вы сами себя достаточно строго судите.

Она улыбнулась.

– Вот! Настоящая старая русская интеллигенция! Ты пошел в деда!

– Пожалуй! Бабушка была слишком темпераментной, сказывалась грузинская кровь. Как говорил, кажется, Платон: воспитание – это усвоение хороших привычек. Так что было дальше?

– Дальше? Я погоревала и стала думать, как жить. Без Джорджа я там никому не была нужна… И вдвоем с подругой, тоже русской и тоже вдовой, мы решили поездить по Европе, благо денег хватало. И все-таки во мне, похоже, умерла актриса, скорее всего, совсем плохая, но все же актриса. И как я играла сперва роль жены богача, так я стала играть роль богатой вдовы. Даже вспомнить дико, какой дурой была. Одевалась во все черное, курила сигареты в длинном мундштуке, закидывала ногу на ногу, так чтобы в точности копировать каких-то американских актрис… И в результате в меня влюбился один авантюрист, игрок, мужчина невероятной красоты, он хотел, чтобы я помогала ему в его делишках, отвлекала своей внешностью… Но я была дура дурой, и в результате он меня бросил, обобрав на очень крупную сумму. Ну, жизнь меня еще побросала, не раз ударяла мордой об стол… А потом я встретила Бена, это уже была взрослая любовь. Его тоже жизнь помотала, и мы друг для друга стали… короче, знаешь сказочку про две половинки? Вот это тот самый случай. И я успокоилась. Хотела детей, да, видно, Бог наказал за то, что сына бросила, больше не дал… И тогда я нашла тебя…

– Ну, меня найти нетрудно было.

– Но ты… ты меня не хотел признавать. Ты тогда еще совсем молодой был, гордый. И я тебе не понравилась тогда, верно?

– Верно.

– А ты жестокий. Но я это заслужила. И всегда понимала… И потом я еще пыталась… но… А тут, когда Бена не стало, я вдруг решилась и позвонила. И твой дед, видно, что-то понял… И вот ты сидишь у меня в доме, и я не чувствую в тебе той враждебности, которую ощущала раньше.

– Вы тоже переменились, надо заметить.

– Господи, Захар…

– Только не надо слез, ладно?

– Не буду. А вот лучше ты мне скажи, раз уж у нас пошел откровенный разговор… Почему ты до сих пор не женат?

– Вероятно, еще не нашел эту пресловутую половинку, а действовать методом проб и ошибок неохота. Вот как-то так…

– А любовь… У тебя была любовь?

– Смотря что называть любовью.

– Значит, не было… Ничего, еще будет. Ты еще молодой… И ты на нее способен, я знаю. Понимаешь, любовь это ведь как талант, кому-то дано, кому-то нет.

– Может быть.

– Скажи, а Леша что, больше не женился?

– Нет.

– А отчего он умер?

– От инфаркта. Сорок пять лет.