– Княгиня отправляет меня с тремя боярами послом вЦарьград. С собой берем дюжину воинов, больше не разрешено базилевсом, троихотроков, двух слуг и одного конюха.

Владимир молчал, только щеки заалели. Добрыня покачал головой:

– Не всякому выпадает удача. Побывать за морем! Дадругой горло сорвет, деньги все истратит, но его не возьмут… Хотя какая удача?Удача слепа, она и дурням выпадает. А ты сам добился, того не подозревая… Тыхоть знаешь, чего добился?

Владимир смотрел, онемев. Сердце стучало так сильно, чтоветхая залатанная рубашка уже не подпрыгивала, а тряслась на груди.

– Ты добился, – продолжал Добрыня срасстановкой, – что ты уже стал лучшим… Пока что с конями. Но ты уженезаменим… почти.

– Дядя, – прошептал Владимир.

– Догадался? За тебя замолвили словцо кони. Изволяттебя иметь при себе и в поездке за море!

Море распахнулось как гигантские ставни. Блистающий мирчистейшей воды надвинулся с такой мощью, что сердце Владимира затрепетало, каккрылья бабочки в бурю. Воздух был свеж и чист, каким никогда не бывал в лесуили поле, где всегда тесно от запахов травы, зелени, земли, цветов, навоза, аздесь необозримая масса воды была чистейшей и прозрачнейшей, с оттенкомтаинственной зелени.

Их огромный корабль поднимало как щепочку, долго вздымаловвысь, все выше и выше, так что мачта задевала облака, еще чуть – упрется внебесную твердь, и Владимир потрясенно видел со всех сторон только бескрайнийсиний мир, даже без волн! Потом так же неторопливо корабль соскальзывал сгребня водяной горы, скользил вниз, с боков наконец вырастали такие же волны,но корабль падал все ниже, в водяную бездну, с обеих сторон высилисьпрозрачные, как лед, стены ущелья из воды, а корабль старался достичь дна… и всамом деле Владимир потрясенно уже различал близкое дно: с янтарно-желтымпеском, диковинными морскими зверями, и сердце сжималось в страхе… но впоследний миг корабль снова начинал долгий путь наверх.

Добрыня бурчал, что кормчий трус и неумеха, боится плытьнапрямик, ползет вдоль берега, боится утопнуть на глубоком, однако Владимир итак едва-едва различал на виднокрае темную полоску земли. Ежели оторваться и отнее, то как не потеряться в беспредельном окиян-море?

Возбуждение не оставляло с того благостного мига, когдаДобрыня велел взять его при посольстве в Царьград. Сердце стучало так, что квечеру уже болело, изранившись о худые ребра. Он ходил за конями, кормил ичистил, купал, чинил одежду, бегал с поручениями, но всякий раз, оказавшись напалубе, подпрыгивал и верещал в диком восторге. Дважды снился страшный сон:никакого моря, никакого корабля, а он все в той же грязной и душной челядной,полной вони и храпящих холопов!

Он никогда не думал, что воды может быть столько. И вокруг,и внизу под кораблем. Кормчий рек, что плывут над вершинами гор, а до этих гореще с полверсты! Если и врет, то не сильно, Владимир зрел сквозь чистуюпрозрачнейшую воду на десяток саженей вглубь, что немыслимо в их Днепре, но днатак и не узрел…

Добрыня обронил, что в открытом море вовсе чудо-юдо плаваетна других чудах-юдах, еще чудами-юдами и погоняет! Там Морской Змей, тамдраконы и странные существа, но редкие герои отваживаются пересекать даже этоне шибко широкое море напрямик. Ромеи и русы привыкли плавать по морям, невыпуская из виду берегов, так надежнее, пересечь море поперек – дело рисковоевсегда. С ватагой разбойников – да, но слам такое молодечество в упрек, не взаслугу.

Владимир сперва считал города и порты, куда заходили корабливзять питьевой воды, потом перестал, голова шла кругом. Толмач по большей частибражничал с воеводами, Владимир приноровился подавать кувшин с вином, сладости,убирал грязную посуду, а сам жадно впитывал каждое незнакомое слово, сравнивалсо своими, ловил речи бояр и ответные речи толмача, снова сравнивал, вникал всмысл, еще смутный, удивительный, обрывочный… Но разве кто-то возьмется обучатьязыку раба?

Однажды рано утром он выбежал наверх, ежась от утреннеговетерка, тоже странного и непривычного, ахнул, ухватился за канат.

Неправдоподобное лазурное море впереди словно бы обрывалось,закрытое торчащими, как иглы рассерженного ежа, мачтами кораблей. Паруса былиспущены, черные мачты торчали, словно обугленные. Неужто на свете их может бытьстолько?

А дальше прямо из воды вырастали белоснежные горы, отвесныестены, настолько гладкие и чистые, что глаза лезли на лоб, отказываясь верить…И вдруг он понял потрясенно: эти стены сложили человеческие руки! Судя повсему, здесь сторожевые крепости, ромейские заставы богатырские. Наверхузубчики, едва заметно глядятся крохотные окна. Самую высокую сосну поставь натакую же, а потом еще и еще, и то не достанут даже до середины башен! Илиместные боги здесь держали оборону от других богов?

Волны с тяжелым грохотом обрушивались на несокрушимоеоснование башен, что вырастали прямо из чистейшей воды. Когда наконец росскийкорабль приблизился к первой, Владимир с еще большим потрясением увидел сквозьпрозрачнейшую воду, как стена из исполинских глыб опускается все ниже и ниже,куда человеку не донырнуть, не всякая рыба туда опустится, а тяжелые обтесанныеломти скал лежат ровненько, стена выглядит сплошной, волосок не просунуть междуглыбами гранита… Или морские боги строили?

Рулевой, им был сам кормчий, лохматый мужик поперек себяшире, покосился на застывшего в изумлении мальчишку:

– Что, громом пришибло?

– Его… строил сам Род? – прошептал Владимирблагоговейно.

– Я сам так думал. Ты рыжих муравьев видел?

– В лесу? – удивился Владимир, он не отрывалзачарованных глаз от исполинских стен. – Кто же их не видывал!

– Малы, а какие хоромы строят!.. Их лесные кучи ещевыше. Ежели, конечно, сравнить их рост и рост ромеев.

Холодный насмешливый голос заставил Владимира захлопнутьглупо раскрытый рот. Он покачал головой:

– Мы же такое не строим…

– Откуда деревья в стране песка и камня? –хладнокровно заметил кормчий. – Потому и строят из того, что есть. Акамень на камень можно громоздить и до неба… Буди старших!.. Вон уже гавань.Там башни еще повыше.

Владимир попятился. Глаза стали круглые, как у молодогосовенка.

– Неужто могут быть еще выше?

Кормчий сплюнул через борт:

– Это собачьи конурки в сравнении с теми, что запираютвход в Золотую бухту.

Когда Владимир сбегал вниз, оттуда уже плелись, хватаясь застенку, зеленые и опухшие от морской болезни бояре. Они лечили еенеразбавленным вином, теперь на них было смотреть страшно. Правда, вид встающихиз моря исполинских башен потряс даже их, только Добрыня напускал равнодушныйвид, он-де уже третий раз в Царьграде, но Владимир подметил, что воеводахитрит. Царьград и есть Царьград, наверное, даже ромеи из других городов тожераскрывают рты на всю варежку.