и они, похоже, любят держаться вместе – как скворцы или пчёлы. Но куда бы ни пришли люди, от них бежит всё живое: олени и певчие птицы, зайцы и полёвки, рыбы и даже бабочки. Они появляются на новом месте – и это место пустеет. Люди не могут встречаться и говорить с другими детьми природы, как можем мы. С ними никто не дружит, кроме них самих.

– Но у той вчерашней женщины была спутница – собака, которую она держала на какой-то красной верёвке.

– А, да, у них бывают домашние питомцы, – сказала Стрела. – Но это совсем другое дело. Мне кажется, люди потому и приручают животных – чтобы не чувствовать себя так одиноко в мире. Представляешь, как тяжело жить, когда от тебя все бегут?

В один тёплый денёк, когда путешествие тянулось уже, кажется, целую вечность – а запасы медовых пирогов таяли на глазах, – Стрела подошла к трём друзьям, сидевшим среди колокольчиков, и склонила изящную голову.

Оленихи паслись в сторонке и не могли их услышать, но Мох и Дождевик всё равно хранили молчание. За время пути они привыкли обмениваться лишь кивками и жестами. Даже Вереск умудрился сдержать обещание и не проронить ни словечка, что очень всех удивляло.

– Друзья мои, здоровы ли вы телом и душой? – тихо спросила Стрела.

Они кивнули и улыбнулись, запрокинув головы. В воздухе был разлит пьянящий аромат колокольчиков.

– На закате мы пойдём дальше. Эта часть пути полна опасностей – для всех нас. Пока есть время, примиритесь друг с другом и с великим Паном.

В тот вечер Мох, Вереск и Дождевик приготовились к последней, опасной поездке на оленьих спинах. Как обычно, Стрела легонько подула на них, чтобы разбудить. Пока они зевали и тёрли глаза, она согнула сперва передние, а затем задние ноги и легла белым животом на траву. Взвалив на спину котомку, Мох уцепился за длинную густую шерсть на плече оленихи и вскарабкался по её боку на спину. Когда Дождевик и Вереск тоже уселись верхом, оленихи встали, и всё стадо сбилось в кучку. Сгущались сумерки. Трое друзей обменялись долгими взглядами. Даже Вереск был непривычно серьёзен: не ёрзал и не корчил рожи.

Стадо пустилось в путь. Каждая олениха сама решала, как лучше пройти между деревьями, но не выпускала из виду подруг. Бесшумно ступая по усыпанной хвоей земле, они миновали сосновую рощу, а дальше потянулись поля. В лунном свете молодой ячмень казался обычной травой. В других полях ещё попадались остатки кормовой свёклы, которую люди выращивают для домашнего скота.

Через несколько часов поднялся лёгкий ветерок. Он побродил по тёмным полям и лесам, собрал ароматы весенних цветов и ночной росы, разбудил жеребят в стойлах – а они забили копытами, пугая овец и дремлющих ягнят, – загнал сов и летучих мышей в дневные укрытия и принёс весточку оленьему стаду, которое замерло посреди безмолвного луга. Оленихи втянули воздух чуткими ноздрями и поняли, что где-то далеко, за тёмным горизонтом, уже просыпается заря; что неподалёку течёт вода; что ещё ближе, совсем рядом, ждёт опасность, о которой говорила Стрела: широкая, оживлённая дорога с запахом асфальта, бензина и смерти.

Небо уже начинало светлеть, когда оленихи вышли на высокую придорожную насыпь. Мох в ужасе поглядел вниз, на твёрдую полосу, по которой с шумом и рёвом мчались человеческие повозки: маленькие и огромные, с белыми слепящими огнями впереди и красными сзади. Вдоль всего дорожного полотна виднелись останки птиц и мелких зверьков, и Мох постарался не смотреть – невыносимо было узнавать их и понимать, как они погибли. Вереск тоже отвернулся от ужасного зрелища; только Дождевик глядел прямо вперёд, на ревущую, залитую светом дорогу смерти. На щеке у него блестела одинокая слеза.

И вдруг, без всякого предупреждения, одна олениха спрыгнула с насыпи, выждала затишья в потоке машин и пересекла дорогу в три длинных скачка, тут же скрывшись в кустах на другой стороне. Подруги немедленно ринулись вслед за ней, потому что стадо должно всегда держаться вместе – и будь что будет. Оставалось лишь надеяться, что затишье позволит им всем благополучно перебраться через шоссе. Мох почувствовал, как мышцы Стрелы напряглись перед прыжком. Едва он успел покрепче вцепиться в густую шерсть, как олениха соскочила на асфальт, со всех сторон окружённая сёстрами, тётушками и дочерьми. И вот они рванулись вперёд, вперёд, вперёд, наперерез грохочущему потоку.

Откуда-то со стороны долетал приятный шелест ветерка, который играет со свежей листвой ясеня. К нему примешивались ближние и дальние песни птиц, встречающих новую зарю.

Зажмурив глаза и низко опустив голову, Мох слушал эти звуки, будто во сне. Он не сразу поверил собственным ушам. Неужели опасность миновала? И где это они теперь? У Шального Ручья или в раю? Может, великий Пан призвал их к себе, в вечный дом?

Медленно, стараясь не обращать внимания на боль в висках, Мох выпрямился и огляделся. Рядом сидел Дождевик, закутанный в лист платана и очень бледный. Чуть подальше, на опушке ореховой рощицы, сгрудились оленихи. Все они смотрели назад, в сторону дороги. У всех были напряжённые позы, а уши стояли торчком.

– Что случилось? Как мы сюда попали? – спросил Мох, но Дождевик не ответил. – И вообще… эй, погоди-ка! А где Вереск?

8. О потерях и находках. Кое-кто теряется, а кое-что находится

Наверное, ничего не может быть хуже и мучительней, чем искать пропавшего человека – брата или сестру на пляже, друга, который отбился от школьной экскурсии. Кажется, что вот сейчас, через минуту-другую, он непременно найдётся и вы вместе посмеётесь над этим приключением. Но в то же самое время сердце переполняет тоскливая уверенность, что вы не увидитесь больше никогда. Смесь надежды с отчаянием быстро становится невыносимой. Ты снова и снова кружишь по одним и тем же местам: вдруг вы каким-то образом разминулись там в первый раз? А прежний обычный мир кажется далёким и туманным, как давний сон.

Вот что творилось тем хмурым весенним утром на голой каменистой площадке за автострадой. Мох и Дождевик метались туда-сюда, громко звали друга и донимали расспросами всех птиц, которые соглашались их слушать. Оленихи стояли на месте и молча ждали, когда же, наконец, их отставшая подруга покажется с той стороны, где ревут и грохочут повозки.

Наконец Стрела вызвалась пойти и взглянуть на дорогу смерти.

– Мало ли… – сказала она. – Мало ли что… – и отвернулась.

Те полчаса, что Дождевик и Мох ждали её