кирасе, которая явно не по карману, и наверняка была трофейной. Но морда, хоть и менее шрамовитая, тоже тяжёлая и неприятная. При том что были они примерно одинакового телосложения и возраста — лет по двадцать пять и в самом соку.

Женщины наверняка были главарками этих двух шаек.

Дима замешкался и упустил момент, когда к повозке подбежала девчушка лет семи в простенькой одежде.

— Монетку, господин! — заорала она, быстро, но аккуратно проложив у подножки повозки на пыльную гальку площади циновку из свежего тростника, и протянула руку. Девчушка с опаской поглядывала на вооружённую толпу, но от возможной прибыли отказываться не собиралась.

— Ну, племяш, что сделаешь? — тихо, словно хитрый препод на экзамене, прошептал Пётр Алексеевич.

Дима смерил девчушку взглядом, стараясь делать это так же, как генерал. А вариантов всего два: прогнать прочь или дать копейку. Совсем как в ролевой игре, где поступок скажется на отношении персонажей и общей карме игрока. Вот только загрузить сохранение и переиграть или создать другого героя не получится — это всё на самом деле.

Дима молча вынул из кармана серебряную чешуйку, то есть монету самого малого серебряного номинала, а это полтора грамма драгоценного металла, и положил в ладошку ребятёнку. Так будет правильно. Ты щедрый. Ты великодушный. Ты богатый. Да и ребёнку в радость, а ведь на серебряную чешуйку можно купить жирнючего гуся или четыре не менее упитанные перепёлки.

Генерал за спиной у парня легонько улыбнулся, а Дима проводил взором девчушку, ступил на циновку и снова окинул взглядом две банды наёмниц, которых на Земле бы назвали конкурирующими за контракт частными военными компаниями. Правда, это очень маленькие чевэкушечки — почти как индивидуальные предприниматели с очень небольшим количеством убийственных сотрудников. Хотя так оно и было, ведь по местным правилам плату получает главарка, и уже она распределяет жалование среди своих девок.

«Ты — барон. Этого забывать нельзя», — мысленно напомнил себе капитан и внутренне собрался.

— Манеры! Где ваши манеры⁈ — заорал он на боевых баб, как на провинившихся солдат, и чуть было не добавил матерную концовку реплики, но сие было бы излишним.

— Ох же ж твою мать. Я аж сам испугался, — усмехнулся начальник за спиной. А из толпы действительно выдвинулись те самые разукрашенные девки, которые были определены как альфа-самки отрядов. И обе на ходу достали из отворотов кожаных перчаток свёрнутые в несколько раз бумаги.

Бумаги оказались рекомендательными письмами, и в каждой имелась приписка карандашом: «Не мог выбрать, отправил двух. Сам разбирайся».

— Ну-ка, дай их мне, Димо́н.

Когда генерал взял документы и по очереди прочитал, то громко выругался:

— Вот же, Михалыч — зараза. Вот он свинью подложил. Ну, племяш, это твой второй звёздный час. Дерзай.

— Что-то многовато часов в пяти минутах. И что выбирать? Какая из этих уголовниц однажды ночью ограбит меня или прирежет? — пробурчал Дима. Но деваться некуда, надо действовать. Ведь придётся проводить самый настоящий кастинг. Причём быстро, да так, чтоб ни одна из сторон не затаила обиду.

— Ну почему, обязательно прирежет? — ехидно крякнул Пётр Алексеевич. — Думай более позитивно. Например, изнасилует.

— Мне от этого не легче, — снова буркнул капитан и набрал воздуха в лёгкие, чтоб начать расспрос о составе групп, их оснащённости и, что немаловажно, социальном статусе предводительниц, но из-за угла таверны послышался перезвон бубенцов и колокольчиков, затем вышла женщина в тёмно-коричневом балахоне и большим серебряным знаком Тауриссы на цепи — стилизованные рога в виде римской буквы V, но со слегка загнутыми и заострёнными концами, а низ, напротив, скруглён. Балахон был подпоясан серым поясом смирения, а на краю плаща виднелась аккуратная заплатка, но не оттого, что одежда прохудилась, а в знак скромности. Однако женщина даже на другой планете женщина, и заплатка подшита золотыми нитками.

На голове поверх белого с золочёными краями, подхваченного на шее золотой заколкой платка надет модный и в земном Средневековье головной убор эскофион — украшенный жемчугом чепец, края которого были сделаны в виде толстых рулонов войлока, причём места над ушами загнуты вверх.

Но в отличие от других подобных уборов, из эскофиона торчали два рога, сделанных из слоновой и имитирующие таковые у коровы. И вот на этих рогах в окружении ярких разноцветных шёлковых лент висели и звенели серебряные бубенцы и квадратный медный колокольчик.

Но надо помнить, что головные уборы в Средних веках важны, они наравне с поясами — статусная вещь. Это примерно, как на Земле мелькать модным смартфоном с червивым яблоком.

Женщина пылала красными щеками и явно прибыла в большой спешке. Увидев, что на неё смотрят, сделала глубокий вдох и пошла нарочито неспешно и важно. Но звон колокольчиков не прекратился.

А женщину Дима узнал, и всё из-за того, что та часто мелькала в докладах, а портрет висел на доске документации с перечнем важных особ местного разлива. Это женщина числилась в окружении настоятельницы Керенборгского храма, поставленного в служение тому пантеону божеств, какому здесь поклонялись. Зовут матушка Марта, ей тридцать лет, и она — жрица коровьей богини.

Но гостья была не одна. За её спиной, словно в тени, пряталась ещё одна особа, закутанная в недорогую, но чистую одёжку серых цветов, даже без показушных заплаток. Из белого на ней была только небольшой узенький подворотничок, пришитый к вороту. Но при этом на мирскую одежду платье смахивало куда сильнее, чем на земную монашескую сутану.

Небольшой серый эскофион, как и головной убор матушки Марты, тоже имел два крохотных рога, но выполненных, в отличие от аксессуаров матушки, из простого полированного дерева. А вместо целой звонницы колокольчиков висел одинокий медный бубенчик, словно жрицы божественной коровы рогами и бубенцами обозначали свой статус. Страшно представить, как выглядела главная столичная жрица Тауриссы.

А ещё от взгляда не укрылось, что на шее у помощницы висела чернильница, а руки, сложенные в замок и опущенные к низу живота — испачканы чернилами и исцарапаны, словно острыми когтями.

Когда осталось десять шагов, матушка Марта остановилась и протянула руку с одним-единственным золотым колечком.

— Улыбаемся и машем, — нарочито добродушно прошептал генерал, и Дима едва заметно поцеловал пальцы женщины, как принято по этикету.

Следом и начальник подался вперёд и приложился к руке храмовой особы, не спускаясь при этом на землю. Со стороны послышались голоса предводительниц команд:

— Матушка.

— Матушка, благослови.

Жрица быстро сложила руку в знак рогатой Тауриссы — ладонь сжата в кулак,