ним особы, а простые монашки и так зачастую недоедают, так ещё и постятся, несмотря на тяжкую и грубую работу от зори до зори, а то и дольше — при свечах.

Солдатки шумно играли в халумарские кости. На большой резной доске отмечен путь. Кто первый доберётся до конца пути, тот и выиграл. А на кону стояла исключительно медная мелочь. И даже можно решить, что они совсем бедные, но всё же думается, им попросту не дозволяли делать большие ставки. Что значит, держат в крепком кулаке.

— Следующая, — раздался голос из покоев целителей, и охотница со шрамами быстро ткнула пальцем в одну из наёмниц. — Иди, — проронила женщина, тем самым дав понять, что главная здесь именно она. Сама же осталась дальше тянуть свой рассказ рядом с монашкой:

— Девки гонят кабана на меня. Собаки лают. Я пищу от восторга, как с мужиком на сеновале. А кабан, как завизжит, и на меня. Я за дерево, и в руках только копьё, а он бок подставил, и я меж рёбер! А он, бездна его побери, живой и вертлявый, да так повернётся, что древко с хрустом, с щепками в разные стороны и пополам. Пришлось за нож хвататься. А у него этих ножей из спины торчит уже числом шесть.

Аврора повернула голову и снова принюхалась. В углу же сидела, забившись и глядя на мир колючим взглядом, девчонка, только входящая в сок, и пахла она странно — вроде бы и хлебом, и по́том, и даже дымом, но было ещё что-то другое.

А ещё от девчонки тянуло колдовской силой. Но зверь внутри Авроры не чуял в той силе подвоха и лишь принюхивался к ведьме, проявляя любопытство.

«Да! Именно! — озарило Аврору, — девчонка пахла редкими зельями и травами, как ведьма».

— Следующий! — раздался клич целителей, и рыжая дворянка направилась к покоям лекаря, а когда одна из солдаток попыталась пролезть вперёд, схватила за косу.

— Куда прёшь, гиена блохастая⁈ Ослепла, что ли⁈ — проорала Аврора на ухо солдатке.

Весь отряд тут же вскочил, ожидая команды, как обученные охоте собаки.

А взгляд рыжей скосился на главную. Но заговорила не эта со шрамом, а худая девица, пахнущая свечами и мёдом. Она растерянно захлопала глазами, торопливо осенила дерзкую лисицу знаком Тауриссы, словно прощая за дерзость, и полюбопытствовала:

— Должно быть, ты — Аврора?

Рыжая неспешно кивнула.

Медовая снова обречённо вздохнула:

— Господин барон обмолвился, что ты будешь его сопровождать.

— Пускай идёт, — небрежно махнула рукой охотница, осаждая свою свору. И при этом уткнула азартный взор в рыжую, оценивая, словно промыслового зверя, встреченного на лесной тропе — справится иль нет. А потом вальяжно вытянула ногу и прислонилась к стене. Значит, решила, что сладит. Но ошибается — не по зубам ей древний род да Вульпа, и если суждено быть дуэли, значит дуэль.

Аврора оттолкнула от себя схваченную за волосы солдатку, отчего та чуть не упала, споткнувшись о ноги товарок, а затем гордо вскинула подбородок и зашла внутрь покоев.

— Ржавая мужнявая коротышка, — донеслось до острого слуха девушки через дверь, и зловредный голос наверняка принадлежал той солдатке, которую Аврора хватала за волосы. Мало хватала. Надо было вообще вырвать с корнем, как морковку из грядки.

Аврора зло выругалась, быстро развернулась и дёрнула за ручку, готовая забить клинок в эту вонючую глотку, но на ручке загорелась красная искра, и дверь совершенно не хотела поддаваться.

— Бездна! — рыкнула девушка, а потом услышала тихий мужской голос за спиной.

— Госпожа, если вы не возьмёте себя в руки, я донесу о вашем поведении господину барону, и он разорвёт с вами договор.

Аврора вновь повернулась и упёрлась взором в говорившего. Им оказался халумарский целитель, одетый в белые-пребелые одежды и сидящий за дорогим столом. И целитель глядел на баронетту да Вульпа спокойным и даже холодным взглядом, от которого захотелось поёжиться, как от попавших за ворот капель осеннего дождя.

Девушка поджала губы и сделала быстрый недовольный вздох, но спорить не стала, ибо рекомендательные письма нужны были ей очень-преочень. Впрочем, гнев быстро прошёл, и Аврора позволила себе удивиться обстановке. Красота. Тишина. Чистота. Все стены крашены в салатовый цвет. И на столе разложены портреты с именами. Да такие, что лучшие художницы королевства, если бы увидели, удавились бы от зависти — каждый волосок на месте, и глаза как живые. И когда только успели?

— Раздевайтесь, — негромко проговорил полупризрак и достал небольшую книжицу.

Взяв портрет Авроры, лекарь вложил его в книжицу, подписал.

А рыжая недолго думая, скинула с себя камизу, оставшись в одёже младенца, то есть ни в чём, и перехватила левой рукой ножны со шпагой. Лекарь придирчиво осмотрел. А что? Авроре не жалко, пусть любуется.

Но лекарь вместо любований велел сесть и постукал мягким молотком по коленям, отчего ноги подёргивались, будто обрели волю.

— Забавно, — усмехнулся призрак и добавил непонятные слова на своём языке, в коих чувствовался сарказм: — Метр восемьдесят и коротышка.

Затем прибежал лекарь помоложе, наверное, подмастерье, и начал водить по кельям. Водил до самого вечера.

То втыкали в руку тонюсенькие-претонюсенькие, как жало пчелы, иголки и делали кровопускание. То с ложечкой в рот заглядывали. То у большого такого белого сундука заставили не дышать и даже показали, как девушка изнутри выглядит, а выглядит забавно — как крыло мухи или стрекозы на просвет — все кости видно. А один целитель и вовсе промеж ног залез.

Когда важный лекарь, тот, что писал книжку, велел одеться, Аврора облегчённо выдохнула, ибо возникло чувство, что у неё изрядно поковырялись в потрохах. И всё вокруг пахло резко и весьма неприятно. Зато лекарь сказал, что такого отменного здоровья надо ещё потрудиться поискать, чтобы найти.

Но это был не конец. После привели к другому важному и напыщенному халумари, который раскладывал на столе необычные картинки и кляксы, требовал пояснить, что в них видно. Аврора много хмурилась и отвечала невпопад, а в конце лекарь важно пробурчал про какого-то Фр… Фрейда, затем добавил про незначительную ликантропию и покачал головой. Вот только непонятно, плохо это или нет. Потом долго задавал глупые вопросы и недовольно цокал языком. В итоге махнул рукой и сказал, что почти здорова.

Да как же? Тот лекарь говорил, что жизненных сил хоть ведром черпай, не убавится, а этот — почти здорова.

Авроре даже обидно стало. Она здорова! А