по плечу, словно утешая. После этого разговор зашел о красных мундирах и синем небе, и потому, если даже кто-то из братьев и зеленел от зависти, узнав о внезапно вспыхнувшем у Натаниэля интересе к моей персоне, этого никто не заметил.

Натаниэль сел за стол рядом со мной. Заметив испытующие взгляды, которые бросали на него братья, я предположила, что он заранее посоветовался с ними. А еще с дьяконом и с миссис Томас. После ужина у Нэта состоялся отдельный разговор с родителями, на который меня, к счастью, не пригласили. Я покончила с вечерними делами и заперлась в своей комнатке: я жаждала утешения, которое дарили мне письма, и ясности, которую обретала, когда записывала свои мысли.

Я как можно точнее оценила каждого из братьев, разбирая их характеры и особенности до мельчайшей черточки, но когда закончила, то ни на йоту не приблизилась к тому, чтобы сделать выбор. На бумаге лучшим вариантом казался Натаниэль. Он был самым старшим. К тому же хорош собой, трудолюбив и готов взять на себя ответственность. А еще он меня поцеловал.

Вот только мне не казалось, что мы с Натаниэлем подходим друг другу. Он всегда пытался меня успокоить, смирить, хотя моей природе претило спокойствие. Возможно, Натаниэль сделает меня несчастной. Или, хуже того, я сделаю несчастным его.

Бенджамин был спокойного нрава и никогда не пытался переделать меня. Аура безмятежности окружала его, и потому с ним было легко. Я подумала, что должна его поцеловать, чтобы сравнение получилось полным. Эта мысль показалась мне разумной, и я записала, что нам с ним нужно остаться вдвоем. Но если я сделаю Бенджамина несчастным, он ни за что не расскажет об этом. А это меня не устраивало.

Я не могла даже представить, что поцелую Фрэнсиса, Эдварда или Элайджу. Я сочла это важным доводом – хотя легко могла перечислить все их достоинства и слабости. От мысли о том, чтобы поцеловать Финеаса, мне стало смешно. Мы бы непременно стали спорить, кто лучше целуется, и в конце концов затеяли бы состязание, чтобы это выяснить.

Мой смех прозвучал как сдавленные рыдания, так что я отодвинула в сторону список и взялась за письмо к Элизабет. Мне нужен был совет женщины, и уж точно не миссис Томас: вряд ли она сумеет ясно рассудить в таком деле. Все они – ее сыновья, но Натаниэля она особенно любит.

Элизабет писала, как за ней ухаживал Джон. «Я ни на миг не усомнилась в нем. Мы были очень молоды, но он был так красив и уверен в себе – причем без тени бахвальства и высокомерия, которые отличают выпускников Йеля».

Они поженились, когда ему было двадцать, а ей – семнадцать. Она легко решилась на брак. Но для меня это решение легким не будет. Вероятно, разница между мной и Элизабет в том, что мне еще не скоро исполнится семнадцать. Но нет, на самом деле причина в другом.

Когда мои раздумья прервал тихий стук в дверь, я не отозвалась, решив притвориться, что сплю. Я еще не пришла в себя после разговора с Натаниэлем. И боялась, что это снова он.

– Роб, я вижу в щелку под дверью, как мерцает свеча. Знаю, что ты не спишь.

Это был Финеас. Я поднялась, отложила письмо к Элизабет и отперла дверь.

Волосы у него растрепались, рубаха вылезла из-за пояса брюк, и выглядел он таким же несчастным, какой я себя чувствовала. Не говоря ни слова, он протянул мне чепчик, из-за которого мы подрались. Тот был грязным, оборка оторвалась, и его вид поверг меня в еще большее отчаяние.

– Прости, – сказал Финеас. – Ты сможешь его починить?

– Конечно.

– Ты все можешь исправить, а, Роб?

Я не знала, смогу ли исправить неловкость, которая теперь разделяла нас. Это меня рассердило. Всему виной Натаниэль. Вот и еще один довод против него.

Я устало пожелала Финеасу доброй ночи и хотела запереть дверь, но он сунул ногу между дверной доской и косяком.

– Давай побежим, – быстро сказал он. – Куда захочешь, далеко-далеко. Я даже позволю тебе меня обогнать.

Я потрясенно оглядела его и стала обдумывать его предложение.

– На улице темень, у нас будут неприятности, а еще я не хочу, чтобы ты поддавался мне, Финеас Томас.

Тень улыбки скользнула по его губам.

– Знаю.

Несколько мгновений мы изучали друг друга, по-прежнему чувствуя неловкость и не зная, о чем еще говорить. Потом он расправил плечи и скрестил на груди руки:

– Ты позволишь Нэту выиграть?

В его голосе звучали воинственные нотки. Как же это похоже на Финеаса.

В памяти всплыл совет, который когда-то дала мне Элизабет: «Позволяйте братьям иногда одерживать верх, это их ободрит. Я нахожу, что мужчины охотнее допускают нас в игру, если верят, что могут нас одолеть».

Но мне не хотелось ободрять Нэта. И Финеаса тоже, хотя я все еще не понимала, чего он от меня хочет.

– Я и не знала, что у нас состязание, – тихо ответила я.

– Я… тоже не знал.

– Мне бы хотелось, чтобы все осталось как раньше, – с мольбой в голосе произнесла я.

Он задумчиво кивнул:

– Этого не случится, если Нэт выиграет. Тогда все переменится.

– Это не состязание, Финеас.

Он усмехнулся:

– Самое настоящее состязание.

Я вдруг почувствовала, что у меня не осталось сил:

– Нет. Это моя жизнь. И я не знаю, какие варианты у меня есть. Мне нужно все обдумать.

– Просто подожди, Роб. Дай мне время. Я еще не готов. В этом Нэт прав. Подожди меня.

– Долго?

– Мне нужно выбраться отсюда. Я не хочу возделывать землю. Хочу посмотреть мир. Залезть на горные вершины. Убить пару красномундирников. – Он опять усмехнулся.

– Значит, мне придется ждать очень долго. – В моих словах не было упрека, но он все равно поморщился.

– Я бы взял тебя с собой, если бы мог, – пробормотал он.

– Знаю. – И нас ждало бы невероятное приключение.

– Я вернусь за тобой, Роб. Если ты будешь ждать меня… я вернусь, – пылко пообещал он.

Его лицо в неровном свете свечи казалось таким родным. Я коснулась его щеки. Она была гладкой, как у меня. Наш разговор вдруг показался мне игрой воображения – вроде болтовни о феях и лилипутах. У Финеаса впереди была целая жизнь, и мне хотелось, чтобы он прожил ее, как того желает, до конца.

– Не переживай обо мне, Финеас Томас. Беги вперед и не останавливайся. На твоем месте я бы так и поступила.

* * *

15 июня 1775 года

Дорогая Элизабет!

Мне странно представлять вас на