Офелия опустилась на стул справа от дожа. Остальные тожесели, положили на скатерть руки, растопырив пальцы так, чтобы мизинцы касалисьдруг друга.

— Это спиритическая фигура, — пояснил Петя. —Она называется «магическое колесо».

Спиритические сеансы были известны и в Иркутске. Коломбина вгостях раза два вертела столы, но это больше походило на веселую игру, вродесвяточного гадания: кто-то постоянно прыскал, ойкал, хихикал, а Костя,пользуясь темнотой, все норовил сжать локоть или поцеловать в щеку.

Здесь же всё было всерьез. Дож погасил свечи, осталасьтолько подсветка жаровни, так что лица сидящих были красными снизу и чернымисверху — будто безглазыми.

— Офелия, твой час настал, — глубоким, звучнымголосом произнес председательствующий. — Дай знак, когда услышишь Иное.

Вот, оказывается, кто такая Офелия, поняла Коломбина. Она —самый настоящий медиум, поэтому и похожа на сомнамбулу.

Лицо белокурой нимфы было неподвижно и лишено всякоговыражения, глаза закрыты, только губы чуть подрагивали, словно беззвучнонашептывали какое-то заклинание.

Внезапно Коломбина почувствовала, как по пальцам пробежалимурашки, щеки обдало холодным сквозняком. Офелия распахнула длинные ресницы.Запрокинула голову, и оказалось, что ее глаза совершенно черны от расширившихсязрачков.

— Я вижу, ты готова, — все тем же торжественнымголосом проговорил дож. — Вызови к нам Моретту.

Коломбина вспомнила — так звали девушку, чью вакансию оназаняла. Ту самую бедняжку, что застрелилась вместе с этим, как его,Ликантропом.

Несколько секунд Офелия оставалась без движения. Потомсказала:

— Да… Да… Я слышу ее… Она далеко, но с каждыммгновением всё ближе…

Поразительный у медиума был голос — тоненький, звонкий,совсем детский. Тем удивительнее была перемена, свершившаяся с Офелией вследующую минуту.

— Это я, Моретта. Я пришла. Что вы хотите знать? —проговорила она вдруг совсем иначе — низким контральто с придыханием.

— Это голос Моретты! — воскликнула Лорелея Рубинштейн. —Вы слышите?

Сидящие за столом зашевелились, заскрипели стульями, ноПросперо нетерпеливо тряхнул головой, и все снова замерли.

— Моретта, девочка моя, нашла ли ты своесчастье? — спросил он.

— Нет… Не знаю… Мне так странно… Здесь темно, я ничегоне вижу. Но кто-то есть рядом со мной, кто-то касается меня руками, кто-тодышит мне в лицо…

— Это Он! Это Вечный Жених! — страстно прошепталаЛорелея.

— Тише! — рявкнул на нее бухгалтер Калибан.

Голос дожа был ласков, даже вкрадчив:

— Ты еще не привыкла к Иному Миру, тебе трудноговорить. Но ты знаешь, чтó ты должна нам сообщить. Кто будет следующим?Кому ждать Знака?

Тишина стала такой, что было слышно, как потрескивают угли вжаровне.

Офелия молчала. Коломбина заметила, что мизинец ПетиЛилейко, сидевшего справа, мелко дрожит. И сама вдруг тоже затрепетала: а чтоесли дух этой самой Моретты назовет новую соискательницу? Но еще сильнее страхабыла обида. Как это будет несправедливо! Не успела попасть в клуб, еще ни в чемтолком не разобралась, и нате вам.

— А… А-а-а… А-ва… Аваддон, — очень тихо выговорилаОфелия.

Все обернулись на некрасивого студента, а его соседи —прозектор по имени Гораций и один из близнецов (Коломбина не запомнила,который) — непроизвольно отдернули руки. На лице Аваддона появилась растеряннаяулыбка, но смотрел он не на медиума, а на Просперо.

— Благодарю тебя, Моретта, — сказал дож. —Возвращайся в свое новое обиталище. Мы желаем тебе вечного счастья. Позови кнам Ликантропа.

— Учитель… — сглотнув, произнес Аваддон, ноПросперо властно качнул подбородком:

— Молчи. Это ничего еще не значит. Спросим Ликантропа.

— Я уже здесь, — хрипловатым, юношеским голосомотозвалась Офелия. — Привет честной компании от молодожена.

— Я вижу, ты и там остаешься шутником, —усмехнулся дож.

— А что ж, здесь весело. Особенно как посмотришь навсех вас.

— Скажи, кто должен быть следующим, — строгоприказал духу Просперо. — И без шуток.

— Да уж, этим не шутят…

Коломбина во все глаза смотрела на Офелию. Невероятно! Какмогли уста этой хрупкой девочки говорить таким уверенным, естественнымбаритоном?

Дух Ликантропа отчетливо выговорил:

— Аваддон. Кто же еще? — И со смешкомзакончил. — Тут уже и брачная постель расстелена…

Аваддон вскрикнул, и этот странный, гортанный звук вывелмедиума из транса. Офелия вздрогнула, захлопала ресницами, потерла рукамиглаза, а когда отняла ладони, лицо уже было прежним: рассеянным, время отвремени озаряемым нежной и робкой улыбкой. Да и глаза из черных сталиобыкновенными — светлыми, влажными от выступивших слез.

Кто-то зажег свечи, а вскоре загорелась и люстра, так что вгостиной стало совсем светло.

— Как его настоящее имя? — спросила Коломбина, нев силах отвести взгляд от избранника (впрочем, все остальные тоже смотрелитолько на него).

— Никиша. Никифор Сипяга, — растерянно пробормоталПетя.

Аваддон же поднялся и посмотрел на присутствующих состранным выражением, в котором смешивались страх и превосходство.

— Вот такой карамболь, — рассмеялся он, и тут жевсхлипнул, и снова рассмеялся.

— Поздравляю! — с чувством воскликнул Калибан,крепко пожимая приговоренному руку. — Тьфу, да у тебя вся ладонь вхолодном поту. Сдрейфил? Эх, дуракам счастье!

— Что… Что теперь? — спросил Аваддон удожа. — Никак не соберусь с мыслями… Голова кругом.

— Успокойся. — Просперо подошел, положил ему рукуна плечо. — Известно, что духи имеют обыкновение дурачить живущих. БезЗнака всё это ровным счетом ничего не значит. Жди Знака и смотри, не наделайглупостей… Всё, собрание окончено. Уходите.

Он повернулся к соискателям спиной, и те один за другим потянулиськ выходу.

Потрясенная увиденным и услышанным, Коломбина проводилавзглядом неестественно прямую спину Аваддона — тот вышел из салона первым.

— Идем, — взял ее за руку Петя. — Большеничего не будет.

Вдруг раздался негромкий повелительный голос: