— Дед моего отца путешествовал без всякой охраны, где хотел, в самых дальних уголках империи, — заметил новый Царь.

— Это были другие времена, Ники, — тихо сказала Императрица-мать. — А твой прадед вообще был железным властителем всей Европы.

Ранним утром поезд прибыл на Николаевский вокзал столицы. Министры и члены семьи, представители всех королевских дворов Европы и корреспонденты со всего мира встретили катафалк с гробом. Как и в Москве, собрались толпы народа, армия и полиция были повсюду. Процессия медленно продвигалась к Зимнему дворцу и далее, через Неву к Петропавловскому собору, месту захоронения Романовых со времени Петра Великого. В соборе тело лежало в открытом гробу три дня. На последней службе митрополит Петербургский долго говорил прощальное слово. Убитая горем вдова, покрытая черной вуалью, упала в обморок, крича: — Хватит же… хватит… — Ее с почтением увели.

Всего через неделю после похорон Императора, когда страна была еще в глубоком трауре, новый Царь Николай II, восемнадцатый Романов, игнорируя мнение членов семьи и министров, женился на принцессе Алисе. Свадьбу торжественно отпраздновали в Зимнем дворце. После православного крещения Алиса была переименована в царицу Александру Федоровну. Впервые, стоя в толпе, Матильда близко увидела свою соперницу не по фотографиям в газете, а в лицо. Новая царская карета направилась по дороге в Царское Село, где молодые провели свой медовый месяц.

Матильда была в горе. Великий князь Сергей вздохнул от облегчения — больше Ники не сможет посещать его Мати. Теперь Мати только его. Он знал, что она несчастна, но это пройдет. Он не оставлял ее ни на минуту. На тройке он примчал ее в прекрасный дом на Стрельне. Здесь всего в двух верстах от петербургского Литейного проспекта жили многие великие князья.

— Как тебе нравится эта вилла, душенька?

— Очаровательная.

— Она твоя. Вот ключ, а тут еще что-то. — И он вложил ей в руки пакет.

— Это что?

— Это новая пара балетных туфель, прямо из Милана от Ромео Николини. Я подумал, что тебе они пригодятся — ты же собираешься танцевать в Монте-Карло.

С великим князем Сергеем Михайловичем

Они тоже провели свой медовый месяц. Но Мати счастлива не была. Она чувствовала, что радость и бодрость, которые она так ценила в жизни, оставили ее. Она искала черты Ники в Сергее, все же они были братья. Должно же быть что-то общее? Сергей видел перемены в Мати, но был нежным и любящим. Нужно время. «Она забудет Ники», — думал он.

В десять утра мягкий стук в дверь спальни прервал их разговор. В комнату вошла молодая горничная, поставила на столик серебряный поднос с завтраком, поклонилась и тихо удалилась.

— Наш отец был такой строгий, такой жестокий: его заботило одно — дать сыновьям настоящее спартанское воспитание. Мои четыре брата и я жили, как в армии. Нас будили в шесть утра и вели под холодный душ. На завтрак давали чашку чая с кусочком хлеба с маслом, ничего вкусного, даже джема не полагалось. Затем гимнастика и уроки фехтования и верховой езды. Занятия длились от восьми до одиннадцати и от двух до шести. Нам не позволялось играть с другими мальчиками, хотя все они были из самых благородных кавказских семей. Мы получили домашнее образование. Так полагалось в Российской империи для членов Императорской Семьи. Мы учили три языка — английский, немецкий и, конечно, французский, математику и историю артиллерии всех стран. Мой брат Сандро взбунтовался с самого начала. Он хотел быть морским офицером, отказывался учиться фехтованию и начал собирать книги по истории морского дела. Для этой цели он особое предпочтение отдавал английскому. Сандро собрал огромную библиотеку по морскому делу.

Когда брат Георгий робко высказал желание стать художником-портретистом, его подняли на смех, а потом просто издевались. Мой младший брат Алеша умер в прошлом месяце, ему было только двадцать — туберкулез, смертельный бич всех Романовых… Милая Мати, если бы ты знала, как всем нам недоставало любви. Моей первой любовью стала сестра Анастасия. Мы все были влюблены в нее. Мы ревновали каждого, кто мог претендовать на ее руку. Когда прибыл герцог Фредерик-Франсуа Меютенбург-Шверинский, и брат Николай сказал нам о цели приезда, мы серьезно обсуждали его убийство. Конечно, это было глупо. Потом я влюбился в сестру Ники, Ксению. Но в нее был ужасно влюблен Сандро, и я отступил. Я рад за Сандро. Он добился, чего хотел, и женился на Ксении. А сейчас я рад за себя, потому что я встретил тебя, любовь моя. Я так счастлив, Мати.

Они нежились в постели, не таясь домашних, не оглядываясь на часы. Это был их первый настоящий супружеский завтрак. Они славно проводили время. Сергей, обычно сдержанный, разговорился, вспоминал детство в своем любимом Тифлисе, среди кавказских гор, необъятных и диких, высотой превосходящих Альпы.

— Я должен рассказать тебе про моего старшего брата Николая. Он совершенно особенный. Он самый одаренный из нашей семьи. Моя мать мечтала о военной карьере для него, и только чтобы доставить ей удовольствие, он окончил военное училище. Но его истинное призвание в другом, в исторических исследованиях. Большую часть свободного времени он проводит в петербургских и парижских архивах. Его биография Императора Александра I произвела в Парижской академии такое впечатление, что ее перевели на французский язык. Академия в Париже избрала его почетным членом, редкая честь для иностранца. Николай совершенно офранцужен. Я не представляю себе лучшего посла России во Франции, но в министерстве иностранных дел у него много врагов из-за его радикальных взглядов. У него даже прозвище «Филипп Эгалитэ». Но прозвавшие не представляют себе, что их царственный однополчанин в своих демократических взглядах идет гораздо дальше, чем когда-то брат французского короля. Я тебя с ним обязательно познакомлю.

Знаешь, в артиллерийской школе меня приучили к точности. Это настолько въелось в меня, что в 11 лет я спросил отца: «А сколько лет нашим кузенам, детям светлейшей княгини Юрьевской?» Отцу вопрос не понравился. Но ответ я все же получил: мальчику семь, а девочкам шесть и четыре года. Получалось, что Император имел двух жен. Они все ее ненавидели, члены нашей семьи. Особенно моя мать… А мне княгиня нравилась. А Ники, которому было тринадцать, забавляло, что у него есть дядя, по имени Гоги, Жоржик, которому всего от роду семь лет… Наши воспитатели, офицеры, строжайше неукоснительно следили за всеми тонкостями дисциплины. Они были абсолютно бессердечными. Нам не было разрешено выбирать занятия по душе. Это даже не обсуждалось. Только Сандро объявил войну и выиграл. Он таки стал морским офицером. Однажды мы с ним были в плавании, на его «Тамаре», но все в Бомбее прервалось, потому что неожиданно умерла наша мать от сердечной болезни прямо в поезде. Она ехала в наш любимый Ай-Тодор, на нашу дачу в Крыму. У отца в жизни были только две вещи, придающие смысл его существованию, — его любимый Кавказ и наша мать, немолодая, больная, почти инвалид, но он любил только ее. Вскоре он их потерял. После смерти матери пост наместника Кавказа отменили, и он потерял желание жить. И вот я… Мне двадцать шесть. Как мой отец и мои братья, кроме Сандро, я артиллерийский офицер… Ты меня немного любишь, Мати? Мы пойдем сегодня слушать мой хор. У меня — собственный хор, 62 человека, и среди них такие гении, как Собинов и Фигнер, любимец Ники.