Слава. Потом, – она повернулась ко мне, улыбнулась и щелкнула по носу. Ее глаза блестели. – Нашла кое-что в поликлинике. По вечерам. Иногда по ночам. Справимся.

– Врачом? – спросил я.

– Почти. Санитаркой.

Я смотрел как она намазывает на батон жесткое масло. Оно крошилось и никак не хотело сдаться тупому ножу.

– А Лешкины родители жвачкой торгуют.

– Ага, – мама быстро завертелась с чайником. Он жег сквозь тонкое полотенце, а чашки куда-то запропастились. – Кстати, насчет этого. Я вам дам пятьсот рублей с Сашей. Купите что-нибудь вкусное себе.

– Так дождь же, – напомнил я.

Мама растеряно кивнула.

– Да. Не подумала, – она сделала глоток чаю, обожглась, хлебнула еще. – Ну, как вы с Сашей, подружились?

Я неуверенно кивнул. Обсуждать с мамой не хотелось.

– А это откуда?

Я потрогал ноющую щеку.

– Об косяк в подъезде. Темно.

– Осторожнее надо. И хорошо бы лампочку ввернуть.

Я взял бутерброды и чай к себе. Недочитанный Уэллс с радостью окунул меня в мир элоев и морлоков, странных растений и кричащих бабочек над мертвым океаном.

– Можно? – в дверь просунулась Саша с большим бокалом чая. Раньше это был дяди Миши бокал. Потом ничей. Для гостей.

– Да, – я смахнул с неприбранной кровати крошки и отложил книжку.

Саша поставила чай, всмотрелась в мое лицо и аккуратно прикоснулась к щеке тонкими пальцами.

– Болит?

– Немножко. Слушай, не получится сегодня на Фабричную сходить.

– В другой раз сходим. Пришла просить у тебя помощи.

Я недоверчиво взглянул на Сашу.

– Сказала тете Юле, что мне скучно, и она посоветовала почитать книжку.

– Мне она тоже так говорит, когда надоедаю.

– Посоветуешь что-нибудь?

Я критически осмотрел полку.

– Тут фантастика в основном.

– Ясно. Я тогда в стенке посмотрю. Там, вроде бы, еще стоят.

Кроме Набокова и Мандельштама, которые постоянно попадались на глаза, ничего я там больше не помнил. Несколько скучных томов Пикуля и какие-то стихи. Моя библиотека богаче и интереснее. Конечно, никакая не затмит собой бабушкину, в которой помимо какой-то дряни в цветной обложке с названием «Богатые тоже плачут», встречались интересные вещи. Однажды я случайно наткнулся на сборник Стругацких, затесавшийся среди военных романов. А потом добрался до «Любовника леди Чаттерлей», который листал много дней подряд, перечитывая полюбившиеся моменты. Саше об этом, конечно, рассказывать не стоило.

– Ты рисуешь? – она с любопытством рассматривала мои тетрадки, которые я совсем забыл убрать со стола.

– Да, немножко.

Я со скучающим видом попробовал вытащить тетрадь из-под Сашиного локтя.

– И пишешь что-то. А что это?

– Ничего интересного.

Саша некоторое время читала, морщив лоб, потом отложила тетрадь в сторону.

– Неразборчиво.

Я сконфуженно бросил тетрадь в стол. Мне хотелось, чтобы Саша прочитала что-нибудь, сказала свое мнение, пусть даже и плохое. Я вдруг понял, что ей могу показать свои каракули. Только ей и никому больше. Мама, не дочитав наградит улыбкой, в которой будет напополам умиления и жалости ко мне, Лешка начнет зевать на второй странице. А Саша… Саша просто закрыла тетрадь и положила на место. Словно это что-то совсем неважное, глупое как детская игрушка, которую давно пора отправить на свалку. Сам же сказал – ничего интересного.

Саша сидела напротив меня, положив руки на спинку стула. За ней хлестал по стеклу дождь. Я вспомнил, как однажды попал под такой дождь, почти год назад. Открыл было рот, чтобы рассказать, но передумал.

– Мне нужно позвонить, – Саша вдруг поднялась и вышла, закрыв за собой дверь.

За окном сверкнула и тут же погасла молния.

***

– Вы хоть арматуру от проволоки отличаете?

На крики трудовика внимания можно не обращать. Акылбай Темиргалиевич кричит всегда, даже когда сидит в подсобке один и разговаривает с радио. Главное не спрашивать ничего, а то громкость усилится в разы.

Мы выползли классом на заброшенную спортивную площадку, которую хорошо видно из кабинета биологии. Тут что-то спланировали не так и теперь не узком пространстве между запасным выходом, превращенным во всепогодную курилку для старшеклассников, и школьным забором теснились турник и одинокое баскетбольное кольцо. Второе стояло уже за школой. Слепило солнце, а ветер гнал желтые листья по тропинкам, аккуратно вытоптанным в зарослях акации.

– Идем на завод пешком. Обратно тоже пешком.

– С арматурой? – уточнил кто-то позади меня.

– Через весь город? Дурак? Я машину подгоню.

Ну вот, теперь от его голоса дрожат стекла. Из-за красных штор на втором этаже выглянули любопытные лица. Второклашки. У них еще все впереди. И еженедельные походы на какой-нибудь цех за металлом для уроков труда тоже.

За воротами школы мы немедленно разбрелись по улице. А что нам, за ручку идти? Впереди обсуждали Терминатора. Точнее, пытались решить извечный вопрос кто сильнее: металлический одноглазый Шварценеггер или Робокоп. По количеству аргументов Робокоп позорно проигрывал. Позади кто-то планировал набить кому-то морду за обещанные «турбачи». Я шел без собеседника, размахивая руками и размышляя, удастся ли на этот раз не ободрать все ноги постоянно выпадающими из рук обрезками арматуры.

Не удалось. Поцарапался я, уже пролезая во внушительную дыру под забором, за которой начинались склады. Проходные завода метров на двести дальше, но туда мы почему-то не пошли. Акылбай Темиргалиевич постоянно озирался и пропихивал нас в дыру по одному.

– Где металл помните, да?

Не первый раз. Двое рабочих в синих халатах не обращали на нас никакого внимания. Они курили под выложенным красным кирпичом лозунгом «Не курить» и в полголоса говорили что-то о челноках, перегонке тачек и директоре, добавляя при этом не очень приличные слова.

– Держи!

Мне передали сразу охапку. Свежая нарезанная арматура. Несмотря на то, что тонкая, весит как я. С этим пучком я побежал обратно к забору, роняя прутья по дороге. Двое одноклассников волочили по земле железный лист. Я твердо решил на склад не возвращаться, идя как можно медленнее и подбирая выпавшие куски. Никто и не заметит, нас тут целый класс. В конце концов, мне это не очень нравилось. Акылбай Темиргалиевич вел себя так, словно рабочие и директор вовсе и не были его хорошими знакомыми.

Ходил я в итоге еще трижды, захватив попутно кусок проволоки.

– Это что, арматура по-твоему? – трудовик запихнул проволоку в багажник. – Дорогу помните?

Дорогу мы помнили. Квартала четыре, а там и остановка с названием «Школа №8». Но от нее до школы еще две остановки. В старой синей Волге нас уместилось бы шестеро, но возвращался Акылбай Темиргалиевич всегда один. Удивительно, но в мастерских мы эту арматуру больше не встречали.

Трудовик уехал, а мы медленно разбредались кто-куда, продержав строй только первый квартал. Потом кто-то предложил половить головастиков, и я