Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Башня гудела, пугала своей нелепостью и трубными звуками из недр. Я пятился от нее, спотыкаясь о торчащие из земли и размытые водой корни. Над башней веер рвал стену дождя, и она неровными потоками хлестала ее стены и полосу леса за ней.
Я вытирал лицо руками, тер глаза, пытаясь рассмотреть дорогу в плотной стене воды. Главное – не разминуться. Если учителя меня ищут, они пойдут по старому мосту, там, где меня в последний раз видели одноклассники. Значит, надо найти футбольное поле.
Небо начинало светлеть. Ветер уносил тучи к далеким трубам ТЭЦ и ливень сменился моросящим дождем. Промокший насквозь и падающий от усталости, у бежал к полю, которое хорошо виднелось сквозь деревья. Да, это было оно, но вышел я с какой-то странной стороны. Поле теперь не узнать – скорее озеро, по глади которого стучали крупные капли. Никого.
Река все это время была совсем рядом. Я бежал к мосту, который почти полностью скрылся под водой. Бежал мимо цехов, груд мокрых гниющих опилок. Одноклассники давно исчезли, оставив после себя размокшие окурки. Все казалось знакомым и в то же время каким-то не таким. Я осмотрелся, поискал глазами людей, которые вышли меня искать. Сколько времени прошло? Казалось, что целый день. Главное не разминуться!
В мокром здании школы уже никого. В пустом классе мой портфель. Так и стоял, нанизанный ручкой на сломанную спинку стула. Уборщица недобро смотрела на лужу, которая натекла с моей одежды на уже успевший подсохнуть пол.
– А где все?
– Дома, наверное же. На время посмотри.
Она достала из ведра плохо отжатую тряпку и отогнала меня.
– Шляются тут. Дома им не сидится.
Я спустился в мастерскую. Словно и не уходил никуда. Только окна темные и вечный запах дешевых сигарет сменился ароматом мокрого дерева и половой тряпки. Я присел на верстак. За окном сверкнула далекая молния, а дождь лениво крапал по стеклам. А еще там поле, размытая тропинка домой. И дом. Шагов пятьсот, не больше.
***
– Саша, – позвал я и тихонько постучал в дверь.
Саша лежала на диване, поджав ноги и отвернувшись к спинке. Я мог бы подумать, что она спит, но ее плечи тихо вздрагивали. Подойти я не решился, так и стоял в дверях.
Еще полчаса назад было время телефонных разговоров. Мама сидела в прихожей и разговаривала, как я понял, с тетей Ниной, привычно наматывая провод на палец и разматывая снова. Большой красный телефон с диском стоял у нас тут на полочке прихожей среди маминой помады, записных книжек и сломанных авторучек. Когда разговор затягивался, мама садилась на полку для обуви и упиралась ногами в стену. Иногда просила меня принести с кухни холодный чай.
– Нина, перестань. Будто сама такой не была.
На другом конце провода – я слышал в приоткрытую дверь комнаты – раздалось торопливое недовольное бурчание.
– Подожди. Ей сколько? Почти шестнадцать? Напомню тебе, что ты сама родила ее двумя годами позже и не надо говорить, что по большой любви.
Обиженный голос в трубке продолжал бубнить.
– Все, ладно. Свожу ее к своей врачихе, чтобы душа твоя была спокойна. Но ты знаешь, что, если что – без матери никак.
Я потихоньку вышел в коридор. Отражение мамы в зеркале сидело, упираясь пятками в стену и крутило провод. Видимо все серьезно, и Саша чем-то заболела. Хотя совсем не выглядела больной. Я прислушался.
– Ладно, ты с ней сама то говорила или только подозрения у тебя твои? И что с того, что мальчик Костя? Ты своих «мальчиков кость» помнишь всех? – мама засмеялась в трубку, заметила меня и поманила пальцем.
Я подошел. Мама чмокнула меня в висок и вручила пустую кружку. Видимо решила, что я иду на кухню.
В трубке хрипело и булькало. Как понимала мама, я не знал. Видимо, привычка.
– Ладно, все угомонись. Нет у меня тут ни мальчиков, ни «кость». Граница на замке. Завтра сходим к Петровне. Ты вообще скоро из своего подполья выберешься?
Мне показалось, что на том конце провода вздохнули.
– Да понимаю, не дура. Ладно, осторожнее там.
Я не заметил, как в коридоре появилась Саша и требовательно протянула руку.
– Нин, подожди. Тут Саша что-то хочет…
Мама прошла на кухню, прихватив меня с чашкой, и прикрыла дверь. Но неплотно. Из просвета слышались всхлипы, жесткий, не похожий на Сашин голос. Потом крик.
– Ненавижу тебя! Вообще не приезжай!
Трубка стукнулась об аппарат и тот жалобно звякнул.
Мама налила чай, разболтала в нем ложку сгущенки. Погладила меня по голове.
– Читаешь там?
– Ага.
Она кивнула. Разговоры у нас не особо клеились.
– Завтра я дежурю в больнице. Ужинайте и спать ложитесь без меня. Если отключат свет, свечи и спички в столе, – она похлопала ладонью по ящику. – Хотя не должны. Сегодня ночью отключали.
Я кивнул.
– Еще мы утром с Сашей отъедем ненадолго. Так что не скучай.
– В поликлинику? – спросил я.
Мама не ответила. За окном моросил дождь и было совсем темно, словно поздним вечером. Гроза полыхала над горизонтом, а ветер понемногу относил ее на запад. Под нами далеко внизу водопадами извергались водосточные трубы – их шум доносился через приоткрытую форточку.
– Мам, а в лесу могут быть водонапорные башни?
– Нет, конечно. Зачем они там? Глупости, – задумчиво произнесла мама, разглядывая ветви за окном.
Я вернулся в комнату, достал из стола тонкую тетрадь и направился в зал.
Саша меня не заметила. Возможно, и стук мой не слышала.
– Саша, ты спишь?
– Нет, – она резко поднялась, вытерла ладонями лицо. – Чего тебе?
– Я принес кое-что, – я виновато держал в руках тетрадку. – Может я и неинтересную ерунду пишу, но этот хороший. «Башня» называется. Там немного про меня, про один случай…
Саша непонимающе смотрела на меня, на тетрадку, которую я положил ей на коленки.
– Что это?
– Мой рассказ. Башня.
– Рассказ…, – она поджала губы, поменялась в лице.
Мне показалось, что сейчас она закричит на меня, разорвет на части несчастную тетрадь. Глупо как-то. Зачем я вообще пришел?
Саша поднялась и вдруг обняла