замечаниях. Для большевиков же диктатура сделалась программой. Впрочем, Троцкий ссылается не только на Маркса и Энгельса, но и на меня. В 1910 г. я писал в своей книге: «Путь к власти»:

«Как Маркс и Энгельс ни настаивали на необходимости использовать для пролетарских целей противоречия между буржуазными партиями, как ни боролись они против представления о „сплошной реакционной массе“, — они тем не менее выдвинули идею о диктатуре пролетариата. Еще в 1891 г., незадолго до своей смерти, Энгельс отстаивал эту мысль, утверждая, что политическое единовластие является единственной формой, в которой пролетариат сможет проявить свое политическое господство». (Стр 20.)

Троцкий цитирует конец этой фразы и присоединяет к ней следующее замечание:

«Так писал Каутский лет 10 тому назад. Единственной формой власти пролетариата он считал не социалистическое большинство в демократическом парламенте, а политическое единовластие пролетариата, т. е. диктатуру».

Выходит, что я, собственно, всегда придерживался политической системы большевизма еще до того, как последний сам ее создал. И только в момент, когда большевики разогнали учредительное собрание, за которое они сами боролись, я покинул свою прежнюю точку зрения и обратился к демократии.

Этот кунштюк удается Троцкому только потому, что он подсовывает мне мысль, будто понятие «диктатуры» и «единовластия» не совместимо с социалистическим большинством в демократическом парламенте. На самом же деле, мне никогда не приходило в голову утверждать что-либо подобное. Если социалистическая партия получает большинство в Парламенте демократической республики, то пролетариат может править один и перестает зависеть от других классов. Цитируемое Троцким место из моей книги совершенно не касается вопроса о демократии. Ибо в те времена у нас по этому вопросу не было двух мнений. Речь шла исключительно о том, может ли политика коалиции быть средством для усиления власти пролетариата. На это я отвечал, что действительной власти пролетариат сможет добиться только путем чисто-социалистического правительства, и что политика коалиции не может заменить пролетариату его борьбу за политическую власть.

Если Троцкий из всего «огромного числа» моих сочинений прочтет мои последние книги, то он убедится, что я и теперь не изменил своей точки зрения. Лозунг диктатуры, выдвинутый Марксом, означает, если его толковать правильно — единовластие пролетариата, осуществляемое через большинство в демократическом государстве.

Если Троцкий из моих собственных слов, из слов живущего современника ухитрился вычитать прямо-противоположное тому, что я хотел сказать, то можно себе представить, как он толкует слова наших умерших учителей, которые не в состоянии защитить себя от его чересчур смелых толкований. Маркс и Энгельс, как мы уже выше указали, ни разу не объяснили подробно значение понятия «диктатура пролетариата». Тем не менее, их сочинения дают нам достаточно материала, для того, чтобы установить, с каким государственным порядком они связывали представление о пролетарской диктатуре.

В своем предисловии к третьему немецкому изданию «Гражданской войны во Франции» в 1891 году Энгельс писал:

«Парижская Коммуна: — такова была диктатура пролетариата».

Маркс сам в этой работе излагает те принципы, на которых была построена конституция Коммуны:

«Первым декретом Коммуны было уничтожение постоянной армии и замена ее вооруженным народом (национальной гвардией)».

«Коммуна состояла из гласных, избранных в различных округах Парижа на основе всеобщего избирательного права. Полиция, бывшая до сих пор орудием правительства, была тотчас же лишена своих политических функций и превращена в ответственное и в любой момент смещаемое орудие Коммуны… Коммуны предполагалось сделать политической формой даже самой маленькой деревни, а постоянную армию в стране заменить народной милицией с чрезвычайно коротким сроком службы… Те немногие, но важные функции, которые после этого еще остались бы на долю центрального правительства, предполагалось не… уничтожить, а передать коммунальным, т. е. строго ответственным чиновникам». (Стр. 46, 47.)

Такова была конституция, в которой должна была воплотиться диктатура пролетариата.

Я не вхожу в рассмотрение дальнейших деталей этой конституции, например, того, что «Коммуна должна быть не парламентским, а рабочим органом, одновременно и исполнительным и законодательным». Уничтожение разделения функций между законодательной и исполнительной властью не представляется мне целесообразным, так как каждая из них предполагает особые качества и особые условия деятельности.

Но в данном случае это не важно. Решающим является не то, как должна была быть организована в Коммуне демократия, а то, что Коммуна была демократией. Демократией — настолько полной, что некоторые в цитированных выше положениях усмотрели даже полное уничтожение государственной власти, капитуляцию перед анархизмом. Этого взгляда придерживался, между прочим, и Меринг, конечно, в последние годы своей жизни, когда он явно стал склоняться на сторону Бакунина против Маркса.

Этот взгляд безусловно идет слишком далеко. Но цитированные положения, во всяком случае, определенно показывают, что Маркс предусматривал для стадии, которую Энгельс называл диктатурой пролетариата, с одной стороны, крайне слабое центральное правительство — без постоянной армии, без политической полиции, с передачей ему лишь очень немногих функций, — а с другой стороны — выборность чиновников на основе всеобщего избирательного права.

Если это не демократия, и притом не самая крайняя демократия, то я уж и не знаю, что такое демократия. Но капитуляцией перед анархизмом эта — крайняя — демократия все-таки не является.

Под влиянием изучения французской революции Маркс вначале своей социалистической деятельности склонялся к воззрениям, близким в некоторых отношениях к якобинским и банкистским. Под их влиянием, он, еще в марте 1850 г., в обращении центрального комитета к Союзу Коммунистов следующим образом характеризовал задачи коммунистов ожидавшемся им новом взрыве революции:

«Демократы либо будут непосредственно стремиться к федеративной республике, либо, если нельзя будет обойтись без неделимой республики, будут пытаться, по крайней мере, ослабить центральное правительство путем предоставления максимальной самостоятельности и независимости общинам и провинциям. Рабочие, напротив, должны добиваться не только единой и неделимой германской республики, но и самой решительной централизации власти в руках государства. Они не должны поддаться на удочку демократической болтовни о свободе общин, самоуправлений и т. д. Как в 1793 г. во Франции, так и в настоящий момент в Германии проведение самой строгой централизации является задачей действительно революционной партии».

К этому ходу мыслей очень хорошо подходит представление о диктатуре пролетариата.

Дальнейшие занятия историей, а затем, вероятно и знакомство с Англией заставили Маркса коренным образом изменить свои взгляды на характер революционной государственной власти, что доказывают вышеприведенные цитаты о Коммуне 1871 г.

Но и помимо этого Маркс позже выступает против стремления к сильной государственной власти. Так, в своем знаменитом письме 1875 г., посвященном критике Готской социал-демократической программы, он говорит:

«Свобода состоит в том, что государство из органа, стоящего над