Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сажусь и пытаюсь найти источник дыма и вскоре замечаю странный курящийся факел. Факел лежит в углу тележки, и по нарядной серебряной рукояти мне нетрудно точно догадаться, кому он принадлежит.
Забирай вещи и сваливай!
Аккуратно беру лук и колчан, лежащие прямо у моих ног. Ничего удивительного, что вчера я до них не добралась, – все время я искала не в том месте и не отрывала глаза от всадника. Кладу оружие в грязь рядом с тележкой и начинаю искать свой рюкзак. Наконец вижу: он между плечом и крылом всадника.
Ну надо же.
Я сглатываю, не отрывая глаз от мешка.
Бог с ним, просто брось, и все.
Но, черт возьми, в нем лежат несколько последних вещиц, которые принадлежали мне до того, как жизнь пошла под откос, и я никак, никак не хочу с ними расстаться.
Мой взгляд снова возвращается к всаднику, который жив и может проснуться в любой момент.
Я смогу это сделать. Я смелая и не собираюсь оставлять этому говнюку остатки своего личного имущества. Он и так достаточно у меня забрал.
Убеждая себя таким образом, я вытягиваю нож из ножен и медленно подползаю ближе, пока не оказываюсь верхом на всаднике, – его ноги между моими, как в ловушке. Поднеся нож к его горлу, я тянусь к рюкзаку.
Приходится приложить немало усилий, но вот, наконец, мешок на свободе.
Всадник подо мной шевелится, сдвигает черные брови, но затем его лоб разглаживается.
У меня, похоже, совсем не осталось времени.
Можно броситься наутек, но есть и другая возможность, слишком соблазнительная для злопамятной меня. Поэтому я, бросив мешок на траву, остаюсь в тележке, прижав к его шее нож, и жду, когда он очнется.
Не могу удержаться, чтобы его не рассматривать. Лицо совершенно чистое, как будто несколько часов назад десятки стрел не превратили его в месиво. Еще более странно то, что на нем нет ни пятнышка крови.
У него все по-другому.
Каждый раз, когда умираю я – хоть бы и совсем ненадолго, – это всегда оставляет на мне какой-то след. Порванная одежда, кровь на коже – хоть что-то. А глядя на всадника, я не вижу ничего подобного. Как будто вчера с ним ничего такого не случилось.
Изучая его, я хмурюсь. Никогда не доводилось видеть кого-нибудь настолько… настолько абсурдно прекрасного, прекрасного и убийственного. Для такого рода красоты должно иметься особое название. Для красоты, которая буквально убивает.
Спустя некоторое время я замечаю, что он опять зашевелился. Только на этот раз его веки подрагивают и глаза резко распахиваются.
Я – первое, что он видит перед собой.
– Давно не виделись, Смерть, – говорю я. – Скучал по мне?
Глава 12
Он хочет сесть.
– О-о-о. – Я чуть сильнее прижимаю лезвие к его коже. – На твоем месте я бы этого не делала.
Всадник опускает взгляд на нож. Когда он переводит его на меня, в его глазах поблескивает ехидство.
– Ты хочешь причинить мне вред?
Подбираюсь поближе.
– Вообще-то я уже. – Не то чтобы именно я. Мои выстрелы, и в этом я практически уверена, все ушли в молоко, но за подготовку нападения я отвечаю. – Я поклялась, что остановлю тебя.
Я не замечаю движения руки всадника, пока та не обхватывает мою шею. Совсем забыла, каким чертовски стремительным он может быть.
Он не душит, а я даже не пытаюсь оторвать от себя его пальцы. Этой проклятой кары я ожидала с ужасом, а теперь поражаюсь собственному бесстрашию перед лицом скорой расправы.
– Отпусти, а то горло перережу, – хрипло угрожаю я.
Его тихий смех полон угрозы. Руку от моей шеи он, впрочем, убирает. Но – до меня это доходит с секундным опозданием – только для того, чтобы обхватить мою талию и одним рывком сдернуть меня на дно тележки.
От этого движения мой нож чиркает по его горлу.
Чертыхнувшись, Смерть отбирает у меня клинок и отшвыривает его. А потом прижимает меня к доскам.
Теперь уже он нависает надо мной, кровь из раны капает мне на губы и подбородок. Почувствовав ее медный вкус, я начинаю биться, вырываясь.
– Глупая женщина, – шипит он. – Тебе следовало перерезать мне глотку, пока я спал.
Сама знаю.
Глядя на меня сверху вниз, всадник ждет, пока я перестану трепыхаться. Глаза его странно блестят.
– Убив меня, ты ничего не остановишь. Ты не можешь спасти свой народ, – говоря это, он наваливается на меня всем телом.
– Не навсегда, – соглашаюсь я. – Но я постараюсь, чтобы все эти смерти давались тебе нелегко.
Он недоволен, только что не рычит, перья за спиной взъерошиваются.
– Оставь все как есть. Мне не интересно с тобой сражаться.
– Тогда перестань убивать. – Я упрямо вздергиваю подбородок.
У всадника раздуваются ноздри, и может, это только моя фантазия, но он, похоже, не на шутку обеспокоен.
– Ты думаешь, я хочу быть здесь? Считаешь, что мне нравится ездить из города в город и делать это?
– Ну, если тебе не нравится, тогда тем более стоит остановиться.
Он гневно хмурит лоб.
– Люди уходят, когда приходит их время, кисмет, и кто я такой, чтобы предоставлять кому-то привилегии.
Ну все, с меня довольно.
Я пытаюсь атаковать его.
– Сейчас… не… наше… время, – каждое слово я сопровождаю взмахом кулака или ударом сапога.
Мои действия беспорядочны, всадник легко парирует удары, но это не мешает мне продолжать кидаться на него. Клянусь его фарисейским богом, я сейчас выцарапаю ему глаза.
А он откидывается назад и легко уклоняется от ударов.
– Ты опять решила навредить мне, смертная? Ты забываешь, кто я такой.
Смерть не утруждает себя тем, чтобы скрутить мне шею, но… но…
Моя спина выгибается, глаза округляются – адская боль пронзает все тело.
Что ты делаешь? – пытаюсь я выговорить, но эти ощущения не дают даже вздохнуть. – Такое чувство, будто… будто я сохну, увядаю. Будто мою жизнь тянут, высасывают из тела.
Я гляжу в глаза Смерти, который забирает мою жизнь. Наверное, именно это он и делает. Я чувствую, как с моих костей опадают годы, точно луковая шелуха, а меня пожирают изнутри. Хочу закричать, но выходит только сдавленное сипение.
Чем дольше Смерть на меня смотрит, тем сильнее меняется выражение его лица, брови поднимаются все выше, словно он чего-то не понимает. Мрачная личина сползает, и дышит он все чаще и чаще. Мне удается