— Ты сравниваешь селезенку с сердцем. Кто для меня твоя Губанова? — погладил я ее губы, желая, чтобы они наконец обхватили налитое кровью желание.

— Ну Рома, ну пожалуйста, — поцеловала она меня и опустила голову. Ее язычок прошелся по всей длине члена, задевая то мошонку, то головку, так что я практически перестал дышать. Что же это такое? Что же ты творишь?

Я, конечно, согласился, особенно когда почувствовал, как член вошел в горло. Когда кончил уже и сам был готов выписать любую справку, только чтобы Аня делала так почаще.

Новиков согласился. А вскоре я узнал, что Губанова не только вышла под залог, благодаря Новикову, но и переехала к нему.

— Ты идиот. Ты рискуешь, — орал я на него, пока эта краля убегала в спальню в одной футболке приятеля.

— Но ей негде жить, — только и отвечал Леха, счастливо и как-то по-дурацки улыбаясь. Вот же нашли друг друга два психа.

Я только надеюсь, что при мыслях об Ане у меня самого не возникает такого идиотского выражения лица.

И все это я с… да, с пусть дурацкой улыбкой вспоминал у своей машины, чувствуя, как лучи апрельского солнца согревают мне кожу.

Я смотрел, как блестит на солнце мрамор колонн Академии, из которой скоро должна была выйти Аня. Она подписывала последние документы, до этого уже попрощалась с семьей. Мама ее, конечно, была недовольна, но выбор дочери приняла и дала нам в дорогу фирменных слоеных пирожков. Братья лишь пожали плечами, хотя от одного из них, Кирилла кажется, я прямо-таки ощущал потоки гнева.

Я давно не был в таком предвкушении счастья.

Марина обо мне как будто забыла. Заявление приняла спокойно и пожелала удачи на новом месте. Так что на горизонте все было чисто и скоро мы с Анькой заживем как следует. А там, может, и детей заведем. Лет через пять.

Ощущение радости крутило внутренности.

Это ведь она? Радость? А не липкий страх, появившийся, когда я увидел в одном из окон Афанасьева. Я не видел выражения его лица, но видел, что смотрит он на меня. Прямо, не отрываясь. И словно чувствовал его скользкую улыбку.

Сердце пело. Нет, скорее отбивало чечетку. Такой приятный, ласковый ритм. Скоро все проблемы останутся позади. Москва с ее суетой и бесконечными пробками останется позади. Мы с Ромой унесемся вперед, к новой жизни, к любви. В Питер. А там и разводные мосты, и белые ночи, и влажная постель, и счастье. Безмерное, ослепляющее, вдохновляющее счастье.

— Синицына! — громко и требовательно окликнула меня куратор курса, с которого я собираюсь прямо сейчас забрать документы.

Я повернулась, и Валентина Марковна одарила меня показавшейся льстивой улыбкой. Да еще так, как будто я один из тех режиссеров, что набирали в свои спектакли массовку. Странно.

— Анечка! Ты в деканат?

Я повернула голову в сторону. Перед глазами как раз возникла табличка: «Деканат факультета классической хореографии».

— Уже все решила, значит, — подошла она ближе и посмотрела так вкрадчиво и почтительно, что мороз прошел по коже.

— Жаль, конечно, нам с тобой прощаться, но раз решила.

— Да, — только и сказала я. Решила. И собиралась подписать последние документы, чтобы забрать аттестат, зачетку и прочую важную макулатуру.

— Ну, пойдем тогда, чаю с тобой попьем. Отказа не принимаю, — махнула она рукой в сторону своего кабинета. — Посидим на дорожку.

— Но меня ждут, — все-таки пояснила я.

Общаться с кем-либо прямо сейчас не было ни желания, ни времени. Только бежать. Бежать к нему. К нему одному, так быстро, как только возможно. Казалось, если не сделать этого прямо сейчас, то опоздаю. Как на поезд, который умчится без меня.

— Подождут, — властно заявила женщина, на миг сбрасывая маску доброжелательности, но тут же нацепила ее снова и, взяв меня под локоток, буквально потащила к своему кабинету.

Святая святых. Туда входили только избранные или же те, кого отчислили. Я вполне могла бы сойти за вторую категорию, но уходила сама, а вот до первой, быть может, и добралась бы. Года через два.

— Попьем зеленого чаю. Знаешь, какой мне привезли из Малайзии. Прелесть, — болтала она как с подружкой и разливала чай по чашкам. — С кусочками манго. Ты пробовала манго? — она пытливо взглянула на меня, все еще стоявшую в дверях.

Почему вся эта ситуация казалась нереальной? Добрая Валентина Марковна? Чай? Кусочки манго? Какая-то альтернативная реальность.

В кармане весенней ветровки завибрировал телефон. Я быстро набрала Роме:

«Несколько минут».

С облегчением улыбнулась. Ждет. Он меня ждет. Я спокойно взглянула на куратора. Рома ждал внизу, больше ничего знать и не нужно. И все равно хотелось развернуться и бежать, потому что веяло холодом. И от куратора, и от всей ситуации.

Да ладно тебе, Анька. Ведь не сложно уделить внимание преподавателю, обучавшему тебя целый год.

— Да, манго я пробовала, — все-таки улыбнулась я. Рассказывать, с каким откровенным развратом это было связано, я не стала. Просто Рома кормил меня этим сладким фруктом и слизывал сок. Так, не время и уж точно не место.

Валентина Марковна уселась в кресло и предложила мне сесть в соседнее. На столике между нами стоял изящный чайный сервиз с ароматным чаем. В кабинете вообще все было изящно, что никак не вязалось с грузной бывшей балериной.

— Значит, любовь, да? — доверительно уточнила она, кинув на меня взгляд, полный любопытства, а затем вернулась к созерцанию картины с электронным водопадом.

Обычно такие вещи должны умиротворять, но нервы были на пределе, и я раздраженно отвела взгляд от «успокоителя».

— Бросаешь все ради мужчины, которого знаешь пару месяцев.

— Девять, — зачем-то уточнила я, хоть это было и не ее дело. Да хоть день. Хоть час. С Ромой хоть минута. Главное — вместе.

— Да, да, но что такое девять месяцев в пространстве вселенной балерины? — растягивала она слова, точно так же, как растягивают мышцы перед занятием. Не торопясь. Кажется, она уже и забыла, что я спешу.

— Девять месяцев. Хм. Подготовка к спектаклю. Не более. Ты, кстати, была великолепной Кармен. Прямо вся пылала. Афанасьев… — она тут же замолчала, упомянув имя одного из ведущих режиссеров Москвы.

Я смутилась, но выдавила:

— Спасибо.

Сложно было поверить в этот комплимент. Куратор была скупа на похвалы. Хотя это, конечно, погладило по пузику мое чувство собственного достоинства.

— И теперь ты хочешь начать все сначала, — тяжело вздохнула она и снова посмотрела мне в глаза.

— Я поступлю в Петербурге. Все будет хорошо.

— Поступишь ли? Бюджетное место — роскошь, — задумалась она, делая еще глоток чая.