litbaza книги онлайнИсторическая прозаСолоневич - Константин Сапожников

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 145
Перейти на страницу:

Так начались тюремно-чекистские мытарства Солоневичей в красной Одессе. Вначале сидели в кельях монастыря, который располагался у 16-й станции трамвая. Кельи были превращены в камеры «предварительного заключения», а сам монастырь — в казарму для «интернационального батальона». Командир батальона — латыш по национальности — провёл первый, не слишком профессиональный допрос, и у Солоневичей появилась надежда, что их «попугают», подержат ночь-другую под замком и выпустят. Пустые мечтания: их перевезли в здание ЧК на Маразлиевской улице и поместили в подвальную камеру. По прошествии нескольких дней в составе колонны, в которой было несколько сотен человек, их отправили в городскую тюрьму. Предчувствия были самые мрачные, ведь, по словам Тамары, «в то лето в Одессе шли непрерывные аресты и расстрелы».

Только на шестнадцатый день после ареста начались допросы. Судя по всему, основательной «доказательной базы» у чекистов не было. Солоневичей обвиняли в передаче шпионских сведений агентам белых «с той стороны». По версии ЧК, Тамара, работая переводчицей на радиостанции, получала «ценную информацию», перепечатывала её на пишущей машинке и вручала мужу. Иван вместе с другими соучастниками («под предлогом рыбалки») выходил в море, где и проводил секретные встречи с белым эмиссаром. По мнению Тамары, «всё это было настолько нелепым, что и протестовать было трудно. Машинка не функционировала, радиостанция бездействовала, наши горе-рыбаки отъезжали от берега максимум на километр».

Особенно много допрашивали Ивана, и, по свидетельству Тамары, «он тревожился гораздо больше», опасаясь, что в сети ЧК попадут Войцеховский и его помощники. Они должны были посетить дачу, имея при себе документы, которые могли бы серьёзно скомпрометировать всех. «Подпольная организация действительно была, — писала Тамара в своих „Записках советской переводчицы“, — но, строго блюдя правила конспирации, муж мой даже мне ни словом не обмолвился. Его душевное состояние в момент ареста и после него было близким к отчаянию. Он боялся, что эти два члена организации попадут на нашей даче в засаду (Рабинович, оказывается, три дня оставлял солдат на даче, с намерением поймать кого-нибудь из наших знакомых, чтобы создать „дело“). С. Л. Войцеховский и С-ий по счастливой случайности пришли только на четвёртый день, когда засада была уже снята и, таким образом, от Каролины узнали, что мы арестованы. Были приняты все меры, и организация временно ушла в глубокое подполье».

В конце августа Солоневичей освободили «по причине отсутствия улик». Отчасти подействовало и ходатайство за них небольшого коллектива радиостанции, почти полностью состоявшего из «бывших». Их солидарность с Солоневичами была понятна: сами в любой момент могли оказаться в такой же ситуации. Формулировка постановления об освобождении — «отсутствие улик» — была более чем странной. Улики-то были! И шансов увильнуть от расстрела не было никаких! При аресте в руки чекистов попали документы, о которых, по словам Ивана, принято говорить, что они «не оставляют никаких сомнений».

Позже выяснилось, что «спасительную услугу» оказал молодой еврей по фамилии Шпигель, который имел какое-то отношение к работе одесской чрезвычайки и утащил все подозрительные документы из дела Ивана и его жены. Оказывается, в своё время Иван оказал Шпигелю небольшую заочную услугу. Они не были даже знакомы. И вот — везение, дар судьбы, в критический момент подвернулся благодарный Шпигель. С того памятного происшествия слова «Шпигель поможет» вошли в арсенал «идиоматических выражений» семьи Солоневичей.

Тамара в деталях описала первые минуты семьи Солоневичей на свободе: «И вот мы идём — худые, голодные, оборванные. За три месяца мы не меняли платья. Ваня был арестован в рубахе и рыбацких брюках. Трудно поверить, как может выглядеть рубаха, если её носить и в ней спать, не снимая три месяца подряд. Только на плечах и на обшлагах она ещё кое-как держалась, остальное были дыры и лохмотья. На мне были остатки серого костюма, которые выглядели совсем неприлично».

За время отсутствия Солоневичей их вещи с «дачки» исчезли, даже матрацы. Всё тот же неутомимый Рабинович пригнал грузовик и погрузил на него незамысловатые пожитки. Лишь железные скелеты кроватей уныло жались по углам да обрывки обоев шевелились на сквозняке, — снова искали тайники с драгоценностями[22]…

На старое место решили не возвращаться. Сняли квартиру в самом центре Одессы, в двух шагах от Дерибасовской улицы, — две большие и светлые комнаты. Первой нашла работу знающая иностранные языки Тамара — в АРА, — органе продовольственной помощи США голодающей России (American Relief Administration). Иван, имея за плечами грузчицкую практику в Петербурге, стал своим в среде одесских докеров и вскоре подкреплял семейный бюджет не столько деньгами, сколько «бесперебойными поставками провианта». В книге «Диктатура слоя» Солоневич назвал две даты своего погружения в мир грузчиков в Одессе: 1921 и 1923–1924 годы. Видимо, когда с работой было особенно плохо, Ивану приходилось рассчитывать на свой «единственный капитал», как он обычно говорил, — на крепкие бицепсы. Особенно тяжело было в 1921 году. «За годы голода и тифов я сильно ослабел физически, — писал он, — и шестипудовые мешки приобрели несвойственную им тяжесть. Мне было очень трудно. Кроме того, наличие в грузчицкой среде человека в очках вызывало недоумение и подозрительное внимание советской полиции, — меня укрывали от этого внимания».

Воспоминания об Одессе, «интернациональном городе с южным оттенком», окрашены у Ивана Солоневича мрачными красками. По его словам, революция в этот город пришла на четыре года позже, чем в Петербург, и «главной опорой большевиков в Одессе был чисто уголовный элемент во главе с профессиональным бандитом Яшкой Япончиком». Властями предпринимались меры для подкупа городского пролетариата («допинга», по терминологии Солоневича), для чего объявлялись так называемые «дни мирного восстания», а на самом деле — повальные акции по конфискации имущества у буржуазии. Активисты должны были обходить богатые квартиры и забирать всё лишнее — от нижнего белья до мебели. Скрыться хотя бы на время было невозможно. Жителям приказывали сидеть по домам, уличные перекрёстки контролировались патрулями, а выходы из города были заперты отрядами Япончика.

Как писал Солоневич, «Одесса пережила отвратительные дни: вот-вот в вашу квартиру ворвутся обоего пола питекантропы и начнут рыться в шкафах и комодах, столах и сундуках. А вы будете стоять и смотреть — бессильный представитель вымирающего мира собственности». В то же время Солоневич свидетельствует, что пролетариат на подстрекательство к грабежу не поддался. «Дни мирного восстания» прошли действительно мирно, желающих «пограбить награбленное» не нашлось, если не считать представителей уголовного дна, портовых подонков, «шпаны» — по одесскому лексикону. Грузчики — товарищи Ивана — не пошли на «разрешённый властями» грабёж. Они пытались предотвратить налёты на квартиры запуганных людей, хотя, по портовым традициям, всегда были готовы «унести на спине, увезти ночью на лодке или вообще „национализнуть“ любым способом» всё, что «плохо лежит».

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 17 ... 145
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?