Тем более что господин камергер ни разу не только непереходил границ светских приличий, но и даже никогда не оказывался в опаснойблизости к таковым. Ни разу не дал повода себя упрекнуть. И тем не менее Ольгеэти взгляды были отчего-то откровенно неприятны без каких бы то ни быловразумительных объяснений. С определенного времени многие на нее такпоглядывали, а кое-кто и пытался легонько ухаживать со всем политесом,полагавшимся воспитаннице князя Вязинского. Нормальные девушки (а какая же она,по-вашему?) в жизни не обижаются на подобные знаки внимания и не тяготятся ими,скорее уж наоборот. И все же камергер вызывал у нее некое внутреннееотторжение. Совершенно непонятно, почему: мужчина был видный, галантный,обходительный, способный заинтересовать своей персоной превеликое множествоособ женского пола – а вот поди ж ты, не лежала к нему душа, и все тут.Абсолютно необъяснимая антипатия…

Досадливо пожав плечами, в очередной раз не найдя объясненийсвоим мыслям, она направилась к лестнице – во дворе уже раздаваласьпронзительно-медная трель охотничьего рожка. Не в первый раз бывавшая на охотеОльга сразу определила, что этот сигнал не имел никакого смысла – вероятнеевсего, начиналась показуха, устроенная для заграничного гостя из тех самыхвысших политических соображений…

Когда не более чем через четверть часа они с Татьяной легкойрысью подъехали к парадному крыльцу, там уже царило сущее столпотворение. Укрыльца гарцевали не менее полусотни верховых, причем ловчие, псари, доезжачиеи прочие княжеские охотничьи люди вопреки обычной практике щеголяли в яркихпарадных казакинах с цветными кушаками – алых, ярко-синих, малиновых иизумрудно-зеленых. Последний раз такое случалось девять лет назад, в честьвизита цесаревича Константина. За поясом у каждого торчало совершенно ненужноена настоящей охоте количество охотничьих ножей в богатых ножнах, добраяполовина вооружилась пистолетами и ружьями, что и вовсе категорическипротиворечило традициям волчьей охоты: настоящий волчатник скорее со стыдасгорит, чем отправится в поле с огнестрельным оружием.

Княжеские люди наперебой старались принимать как можно болеекартинные позы, без нужды хлопали арапниками, горячили коней, усатые то и делобраво покручивали усы, а те, кто был лишен этого мужского украшения, старалисьщегольнуть какой-нибудь другой ухваткой. Несомненно, до всех до них черезпосредство Данилы было доведено княжеское строжайшее указание избегатьоткровенного балагана, так что на всех без исключения лицах читаласьпреувеличенная азартная серьезность – но вовсе без ужимок не обошлось. СамДанила с видом величайшей сосредоточенности время от времени подносил к губамвитой рожок, начищенный так, что от него отскакивали мириады солнечных зайчиков,и, надувая щеки до предела, с побагровевшей физиономией испускал очереднуютрель, лишенную внятного смысла.

Собак, разумеется, на сворках было приведено множество – и,как следовало ожидать, это были сплошь не достигшие и года щенки. Никак нельзябыло портить добрых, состаенных собак бутафорской охотой. Ну, с точки зренияиностранца, в жизни не видевшего настоящей русской псовой охоты, все выгляделокрайне убедительно: картинные псари, чуть ли не сотня собак, пение рожков,блестящее оружие, деловитая суета…

Курьезная все-таки вещь – высокая дипломатия, подумалаОльга, натягивая поводья у парадной лестницы.

Показался князь на чалом жеребце, державшийся стольторжественно и строго, что трудно было бы догадаться о фальши сегодняшнейохоты, не знай Ольга всего заранее. Рядом на смирном мерине Воронке (еще Ольгас Татьяной в раннем детстве учились на нем премудростям верховой езды, аследовательно, знатный гость – наездник не из умелых) трусил прусский сановник,на сей раз в простом коричневом фраке, без единой регалии. Сейчас его вытянутаяпо-лошадиному физиономия вовсе не выглядела желчной и угрюмой, какдавеча, – и Ольга не без фривольности подумала, что причиной надополагать, ночное общение с княжескими актрисами. Пруссак с откровеннымлюбопытством таращился на скопище людей и собак, всерьез увлеченный русскойнациональной забавой. А вот среди полудюжины кавалеров его свиты…

А вот среди полудюжины кавалеров его свиты, чинных иподтянутых, Ольга заметила рыжего круглолицего молодого человека в прусскомгусарском мундире, который вопреки общему настроению держался что-то очень ужвольно – откровенно ухмылялся во весь рот, озираясь весьма даже критически, стаким видом, словно его распирал смех. Положительно, у него был вид человека,единственного здесь отягощенного знанием некой тайны, которую его так иподмывает по легкости характера огласить всему свету. Случайно встретившись сдевушками взглядом, гусар состроил неподражаемую гримасу, из которой сталосовершенно ясно: этот немец достаточно разбирается в русской псовой охоте,чтобы с ходу понять, какой балаган перед ним разворачивается. Ну, это уже былине Ольгины заботы…

Тем более что в конце аллеи показалось семейство Челищевых вполном составе: отставной подполковник, тучный и краснолицый, со всегдашним выражениембрюзгливого чванства на сытой физиономии, его супруга, костистая дама вфиолетовой амазонке, и, наконец, два добрых молодца в палевых с сереброммундирах Белавинского гусарского полка, Борис и Мишель…

Ни один посторонний наблюдатель, будь он самым проницательнымвыжигой на свете, глядя на обмен приветствиями двух блестящих гусар с Ольгой иТатьяной, не смог бы заподозрить подтекста. Вежливые поклоны, исполненныесветской любезности взгляды, и не более того…

Запело, залилось медными трелями сразу с полдюжины рожков.Торопливо семенивший ливрейный лакей поднес князю на серебряном блюдесеребряную же чарку доброй запеканки[5], князь ее с удовольствием осушил, недав упасть на землю и капельке, не поморщившись. Со звоном отставив чарку наовальный поднос и дождавшись, когда лакей отбежит, медленно извлек из-заобшлага мундира большой красный фуляр, расправил его, встряхнул – и, поднявплаток над головой, крестообразно махнул им в воздухе.

Все моментально пришло в движение. Вслед за князем и егогостем деловито зарысил Данила, щеголявший золотыми позументами, мохнатойчеркесской шапкой и шейной медалью на Аннинской ленте, выхлопотанной ему кем-тоиз знатных гостей. За ними – все остальные. Молодые, не натасканные толкомгончие и борзые производили невероятный шум, с лаем и визгом пытаясь опередитьдруг друга, так что в любую минуту сворки могли перехлестнуться, и у егерейначался жаркий денек…

Охота, растягиваясь длинной кавалькадой, двигалась меж полейи перелесков под неумолчное зудение рожков, совершенно неуместное в настоящемпредприятии. Хотя никто и не посвящал Ольгу в детали бутафории, она обладаладостаточным охотничьим опытом, чтобы примерно представить, что же произойдет:Данила пожертвует одним из давно разысканных волчьих логовищ, выведет охоту к гнезду(время близится к девяти часам утра, так что серые должны уже там собраться), адальше, на взгляд несведущего пруссака, все произойдет опять-таки картинно:убегающие волки, спущенные своры, гам вселенский… Волков наверняка пристрелят,чтобы преподнести шкуры важному гостю, одним словом, все пройдет как по маслу…