крови расцарапал. Противоположный склон был много круче. Кое-как одолели и снова в темный тесный лес, и не останавливаемся, как будто за нами смерть гонится. У ручейка я осадил паренька. Говорю, давай воды наберем. Набрали, дальше бежим. Скоро и запах болотный в нос ударил. Не соврал Микола. Впереди болота зеленым мерцанием обозначились.

У зарослей осоки Микола остановился и руки в стороны вытянул, чтобы я вперед не забёг. Потом понюхал воздух, головой туда-сюда покрутил и, рукой махнув, вправо несколько шагов сделал. Потом оборачивается и говорит:

– Ты только никуда не сворачивай. Иди след в след, усёк?

– Усёк, – говорю, – не дурак.

И тут, как проклятие наше, совсем неподалеку опять рёв этот дикий по всему лесу. Точно сказал Микола. За нами тварь та шла. И уже близко совсем. У меня сердце инеем покрылось. Я легонько толкнул подростка в спину, чтобы он пошевеливался. Он руки вверх поднял, словно врагу сдавался, и с бульканьем шагнул в густую осоку. Болотная трава его мигом объяла и скрыла из глаз. Я сразу за ним. За плечо его схватился, чтобы не потеряться и идём так. Сначала в траве высокой. По колено в воде вонючей. Идем, чамкаем ногами. Через полтора десятка шагов осока кончилась и под лунным светом открылся зловещий пейзаж жуткого болота.

Поверхность тиной столетней покрыта, там и сям небольшие куски земли с кустами и страшными сухими деревьями. Ну, знаете, такими, будто кажется, что это не дерево, а леший притаился. Микола тут снова встал и головой вертит. Я назад оборачиваюсь. Колени трясутся. Думаю, сейчас из осоки эти щупальца как в меня вцепятся и утащат – моргнуть не успею – в самый ад. Я, конечно, кортик на чеку держал, а рюкзак на живот перетащил.

– Сюда, – наконец, говорит Микола и делает широкий шаг к огромному булыжнику, обросшему мхом.

На него забирается и я за ним. Стоим на нём, как две цапли, а прямо над нами луна.

– Точно знаешь, как идти? – спрашиваю Миколу.

– Да знаю, знаю, – отвечает. – Просто давно не был. Вон то деревце видишь? Из тины торчит, – и показывает на корягу в двадцати метрах по прямой.

– Ну? – говорю. – Вижу.

– Идем прямо на неё. Только прямо. Ясно?

– Да ясно, ясно. Давай уже быстрее только.

Микола в воду прыгает и сразу по пояс в зеленой жиже. Я за ним, не думая. И звук при этом не такой радостный, как когда в озеро прыгаешь, а такой зловещий, будто в могилу сходишь. Прямо у меня под носом пузырь в воде надулся и тут же лопнул с тошным запахом. Я кортик над собой держу и тут перед глазами у меня фриц тот встал, на дне озера который был. Думаю про себя, что как тот фашист мы с Миколой здесь и поляжем. Я сразу о мешочке со словами вспомнил. Рукой нащупал его. На месте мешочек. Рядом с ключом на веревочке. Ладно, идем дальше.

Я шаг за Миколой делаю и нога тут же вязнет, словно я по пластилину иду. И с каждым следующим движением меня измена с ног до головы сковывает. А Микола, он хоть бы что. Знай себе, шагает, будто по голливудскому бульвару. Он уж до страшного деревца дошел, а я немного отстал. Нога у меня куда-то вбок соскользнула, и сам я весь покачнулся, да как плюхнусь в эту темно-зеленую мерзость. Микола уже взобрался на сухой ствол, да только, как услышал всплеск, тут же снова спрыгнул в болото и ко мне идет. Я на спину повалился и наглотался водицы вонючей столько, что до старости хватит.

– Руку! – кричит мне Микола. – Руку давай!

А я, какой там руку, под воду уже ушел, и голос его почти не слышу от шума крови в висках. Ногами пытаюсь прямо встать, а не могу, завяз криво-косо и обездвижен. Тут думаю, вот он конец какой – нелепый до ужаса, недостойный даже упоминания. А Микола молодец: нырнул и за ногу меня схватил, тянет из жижи то. Я его за волосы в воде схватил, подтянулся и встал-таки, как нормальный прямоходящий. От болотной жижи меня стошнило, ладно хоть не на Миколу.

– Ты как? – говорит, а сам весь грязный, как черт и испуганный до предела.

– Все путем, – говорю. – Давай, дальше двигать.

Забрались мы на деревце сухое и дальше по изогнутому стволу, которое вытягивалось низко над болотом, проползли еще на четыре-пять метров. Там Микола снова осторожно в воду сошел и я за ним. Теперь пацан показывал на островок темный, в тростниках укутанный. Между ним и нами шагов сорок, гладь зеленая и семь-восемь кочек с осокой, словно головы волосатые торчат из воды. Только мы двинулись к этому островку, как где-то сзади в воду плюхнулось что-то тяжелое.

Мы с Миколой тут же взглядами обменялись и припустили к островку что есть мочи. Бедрами загребаем, что танцоры на карнавале. Туда-сюда руками машем. Лишь бы успеть к острову то!

Я запыхался, остановился в полпути, оглянулся и вижу – вода у деревца забурлила.

– Давай! – кричу. – Быстрей! Он тут уже!

Микола еще припустил, а я рюкзак снимаю и на четверти пути от острова встал. Думаю, один хер не дойду.

Микола уж на островок взобрался и оттуда матерится и орет мне, чтоб я дурака не валял. А я ему рюкзак кидаю и кричу, чтоб он зелье Хамино сохранил. Без него то, как Рогатого одолеть?

Выставил нож перед собой. Жду, короче.

Вода уже рядом совсем пузыриться, а потом перестала и всё вокруг замерло. Даже Микола рот закрыл. Я же наоборот рот открыл и вглядываюсь в зеленую тину. Пытаюсь разглядеть там монстра. Секунда идёт, другая. Сердечко тук-тук. Пальцы сильнее кортик сжимают. И тут прямо передо мной маленький пузырек всплывает и одиноко так лопается. Чпок! А в следующую секунду мою правую ногу под водой обматывает что-то мускулистое.

Я заору, как с цепи сорванный, и в воду мордой ныряю. Рукой щупальце схватил и бью в него кортиком часто-часто, как маньяк психованный. Щупальце расцепилось. Я выныриваю и громко воздух вдыхаю. Вокруг грязные воды красным окрасились.

Тут из воды с всплеском еще три щупальца выстреливают. Одно мне запястье обмотало и так сжало, что кортик выпал. Другое вокруг шеи обвилось и из воды вытащило, а третье к ноге