К тому времени как вернулся Герцог, она уже прикончила початую бутылку и открыла новую.

– Вот, наденьте это.

Поймав платье, которое ей бросил Герцог, Блу принялась с удивлением рассматривать ворох изумрудного шелка и буфы из тончайшего атласа. Корсаж, рукава и подол платья были расшиты жемчугом и украшены крошечными шелковыми розами.

– Должно быть, от жары у вас совсем расплавились мозги, – произнесла наконец девушка. Она тяжело вздохнула и, надеясь урезонить Герцога, добавила: – Да стоит мне надеть это на себя, как я тут же вспотею, точно подавальщик в трактире. И тогда зачем мое купание? К тому же мне почти сразу же придется все это с себя снимать. Так к чему же мне такая корабельная оснастка?

Блу полагала, что она абсолютно права, но Герцог почему-то нахмурился и заявил:

– Я был бы вам очень признателен, мисс Морган, если бы вы надели это платье.

– Вот дьявольщина… Не одно, так другое… – проворчала Блу. Она вертела в руках платье, пытаясь сообразить, как же его надевать. – Черт побери, да за это время я уже десять раз могла бы расстаться с девственностью! – в сердцах закричала девушка. С отвращением отшвырнув от себя платье, Блу подбоченилась и уставилась на Томаса. – Что за блажь на вас нашла? Если бы все мужчины вели себя так же, как вы, у нас на острове были бы одни девственницы. Нет, так подобные дела не делаются. Даже я это знаю, хоть у меня и нет никакого опыта. Где это видано, чтобы люди надевали еще больше одежды, вместо того чтобы ее снимать?

Герцог отвернулся с ледяным равнодушием и налил себе еще вина. Блу должна была признать, что проделал он это очень изящно. За исключением Месье, все, кого она знала, имели привычку пить прямо из горлышка.

– Блузетт… – В голосе Томаса слышалось отчаяние. – Блузетт, если вы хотите спариваться, как животное, вам лучше присоединиться к тем, кто на берегу.

– Но я выбрала вас!

– Тогда мы будем вести себя как цивилизованные люди. Или расстанемся. – Блу насупилась, сверля Герцога взглядом. – Что ж, если мы пришли к соглашению, прошу вас одеться и аккуратно заколоть волосы.

Она должна уступить или уйти на берег. Блу с силой лягнула ножку стола, вложив в этот удар столько ярости, что едва не завопила от боли. Звон разбившегося фарфора принес ей некоторое удовлетворение. Но неужели придется плясать под дудку Герцога? Этого еще не хватало! Нет, дочь Бо Билли не привыкла, чтобы ей противоречили. Может, послать этого строптивого негодяя к дьяволу? Или сходить за шпагой и пустить кровь мерзавцу?

Немножко поразмыслив, девушка решила, что слишком многое поставлено на карту. Ведь она рискует навсегда упустить такой шанс. Выругавшись сквозь зубы, Блу сказала:

– Ладно, хорошо. Если это поможет вам распустить паруса, я сделаю то, что вы хотите, черт возьми. – И все же Блу осталась при своем убеждении: «Надеть эти ужасные юбки – что может быть глупее?» Она уступила лишь из желания хоть как-то ускорить дело.

– Благодарю вас, мисс Морган, – ответил Томас.

Невольно поморщившись от боли, Блу стащила с себя разорванную и окровавленную блузку и развязала веревку на талии, поддерживавшую бриджи. При виде ее обнаженного тела у Томаса перехватило дыхание. «Господь всемогущий, да она просто восхитительна!» – промелькнуло у него. Он никогда еще не видел такой красивой женщины. Когда же Блу наклонилась, чтобы снять бриджи, у Герцога от волнения пересохло во рту, и он, потянувшись к бокалу, осушил его одним глотком. Его тело было охвачено огнем желания, и он уже не помнил, что должен был лечь в постель с этой девицей под угрозой смерти. О Господи, ни один мужчина не смог бы отвергнуть то, что открылось ему в эти мгновения. Когда же она бросила на него быстрый взгляд, прежде чем взять в руки платье, Томасу пришло в голову, что сотни греческих кораблей направились к берегам древней Трои ради такой женщины, как эта. Любуясь ее наготой, он с изумлением подумал: «Как среди ядовитых колючек этого дикого острова мог вырасти такой изысканный цветок?»

Внезапно красавица заговорила:

– Вместо того чтобы стоять и пялиться на меня, лучше бы помогли мне справиться с этими проклятыми крючками, черт бы вас подрал.

Герцог тяжело вздохнул. Прекрасное видение, казалось, исчезло. Улыбаясь собственным фантазиям, он принялся застегивать крючки на спине у девушки. Господи, конечно же, она ничем не напоминала застенчивую дочь какого-нибудь провинциального графа. Перед ним – дочка Бо Билли, и она так же похожа на нежный цветок, как гремучая змея. И все же теперь девица казалась весьма соблазнительной – этого нельзя было не признать. Отступив на шаг, Томас невольно залюбовался ее изящной шейкой. Блу же подняла к макушке волосы и закрутила их в узел.

– Ну как? – спросила она, поворачиваясь к своему мучителю. – И как мне потом избавиться от всего этого такелажа?

– Блузетт… – Голос Герцога прозвучал неожиданно глухо. – Блузетт, пожалуйста, ничего не говорите. Просто стойте вот так, как стоите… и молчите.

– Молчать? Вот дьявольщина. Даже в королевском дворце меньше всяких нелепых правил, чем у вас!

Она была необыкновенно хороша собой. Пламя свечей отбрасывало золотистые отблески на ее высокую грудь и изящную шею; волосы же Блу переливались, словно черный шелк. Если бы такая красавица появилась в Лондоне, она, безусловно, покорила бы всех своей красотой. Впрочем, ей пришлось бы, наверное, немного припудрить нос, чтобы скрыть крошечные веснушки. Возможно, тронуть румянами щеки и подкрасить губы. Ох, какая жалость, что эта женщина совершенно лишена вкуса и воображения.

Представив себе Блу в окружении лондонской знати, Томас невольно улыбнулся. Вот что способны сотворить кусок мыла да несколько ярдов шелка. Медный грош вдруг обернулся сверкающей золотой монетой. Но позолота скоро сотрется. Если верить этой девице, сегодня она вступила в поединок и одержала победу над противником. В этом и заключается ее жизнь. Завтра она снова наденет свой излюбленный наряд и вернется к привычным занятиям, до которых ему нет решительно никакого дела. И уже через неделю от нее опять будет исходить невыносимая вонь, а ее прекрасное лицо покроется свежим слоем грязи и копоти.

– Скажите, Герцог, не могли бы мы все же приступить к делу? Ну пожалуйста… Согласитесь, я была достаточно терпелива…

Тут он вдруг впервые заметил, что девушка нервничала – ее пальцы сжимались и разжимались, а в глазах появился страх. Да, Блузетт явно побаивалась предстоящего, хотя пыталась скрыть это, причем весьма неумело. Тут Томасу неожиданно пришло в голову, что она, быть может, действительно девственница. Неужели подобное возможно? Но если это действительно так, то тогда он, как джентльмен, обязан проявить такт и внимание, пусть даже здесь, на острове, никто не знает, что это такое. А потом ему в голову пришла другая мысль: «Возможно, вскоре Блузетт Морган будет встречать матросов на берегу вместе с другими женщинами…» Как ни странно, эта мысль опечалила Томаса.