– Очень может быть… как-нибудь потом. Но покапусть это тоже останется моим секретом. Пару-тройку лет поработаю здесь, азатем надеюсь открыть собственную контору. Знаете, где не нужно будет смотретьна часы. Меня больше привлекает бескорыстная деятельность на благо общества.Типа той, что заняты вы. Pro bono.

– Значит, проведенные в стенах “Крейвиц эндБэйн” девять месяцев вас разочаровали?

– Нисколько. Однако разочарование неизбежно.Не хочу тратить жизнь на то, чтобы защищать состоятельных мошенников иизворотливые корпорации.

– В таком случае вы явно ошиблись с выборомместа работы.

Приблизившись к столу, Адам в упор посмотрелна Гудмэна:

– Именно так. Поэтому прошу вас о переводе.Уайкофф согласится отпустить меня на несколько месяцев в Мемфис, где я вплотнуюзаймусь делом Кэйхолла. Будем считать это отпуском, но с полным содержанием,конечно.

– Что еще?

– В общем-то ничего другого нет. Неплохойвыход, согласитесь. Ведь здесь я – новичок, всего лишь один из многих. Но у васполно бойких юношей, готовых работать по восемнадцать часов в сутки и закрыватьсвоими счетами целых двадцать.

Гудмэн расслабился, на лице его появиласьмягкая улыбка. Качнув головой, юрист негромко заметил:

– Признайся, сынок, ты все спланировалзаранее. Я имею в виду, ты выбрал нашу фирму потому, что она защищала СэмаКэйхолла, потому, что у нас есть офис в Мемфисе.

Адам повел плечом:

– Так сложилось. Я не знал, когда наступитэтот момент, но план у меня действительно имелся. Только не спрашивайте, какимбудет мой следующий шаг.

– Сэму осталось всего три месяца, если неменьше.

– Я в любом случае должен что-то делать,мистер Гудмэн. Не позволит мне фирма взять его дело – что ж, тогда я, наверное,уйду и попробую действовать на свой страх и риск.

Гарнер по-юношески ловко спрыгнул со стола.

– Не спешите совершить глупость, мистер Холл.Проблема вполне разрешима. Но мне потребуется известить обо всем ДэниелаРозена, управляющего. Думаю, он согласится.

– Репутация у него пугающая.

– И все-таки обещаю переговорить с ним.

– Он может согласиться – с вашей подачи.

– Я в этом не сомневаюсь. Перекусить нежелаете? – Гудмэн снял со спинки кресла пиджак.

– Самую малость.

– Пошли.

* * *

Народу в крошечном ресторанчике за углом почтине было. Мужчины уселись за небольшой столик у окна, выходившего на проезжуючасть. Поток машин едва двигался, между ними суетливо лавировали озабоченныепешеходы. Официант принес Гудмэну увесистый кусок жирного паштета из гусинойпеченки, Адам заказал чашку куриного бульона.

– Сколько сейчас в Миссисипи человек осужденына смертную казнь? – спросил старший.

– Месяц назад их было сорок восемь. Двадцатьпять чернокожих и двадцать три белых. Последний раз приговор приводился висполнение два года назад. В газовую камеру вошел тогда Уилли Пэррис. Наочереди Сэм Кэйхолл, и спасти его может только маленькое чудо.

Гудмэн торопливо прожевал толстый бутерброд,вытер салфеткой губы.

– Я бы сказал – большое чудо. В юридическомплане пространства для маневра почти не осталось.

– Если не считать новой апелляции.

– Разговор о стратегии лучше отложить.Полагаю, вы ни разу не были в Парчмане?

– Ни разу. Узнав от тетки правду, янамеревался вернуться в Миссисипи, но из этого ничего не вышло.

– Парчман представляет собой нечто вродеогромной фермы в дельте реки, по иронии судьбы расположен он совсем неподалекуот Гринвилла. Общая площадь – около семнадцати тысяч акров. Жара там стоит какв аду. Тюрьма находится на автостраде номер сорок девять, точнее говоря, чутьзападнее. Целый комплекс зданий. Территория ближе к дороге занятаадминистрацией, нет даже ограды. Вокруг разбросаны около тридцати лагерей, заколючей проволокой, естественно, с вышками охраны. Каждое поселение надежноизолировано. Иногда их разделяют мили. Едешь и видишь сотни слоняющихся бездела заключенных. Одеты в разноцветные тюремные комбинезоны – цветсоответствует сроку. Издалека обитатели напоминают сборище чернокожей молодежи:сидят на ступеньках, курят, кто-то играет в баскетбол, кто-то валяется натраве. Время от времени – очень редко! – мелькает белое лицо. Под колесамимашины негромко скрипит гравий, и примерно через полчаса езды ты оказываешься уабсолютно невинного одноэтажного домика с плоской крышей. Его окружает высокаястена, по углам – будки охраны. Постройка, должен сказать, довольносовременная. Безусловно, существует какое-то официальное название, но в народедомик известен просто как Скамья.

– Дивное, судя по всему, местечко.

– Я-то предполагал увидеть мрачную темницу,где с потолка падают капли воды. А это всего лишь безобидный коттедж посредихлопкового поля. В других штатах Скамья выглядит намного страшнее.

– Мне не терпится посмотреть на нее.

– Вы к такому зрелищу еще не готовы. Этожуткий дом, квартиранты которого безвольно ждут смерти. Вернувшись из Парчмана,я неделю не мог спать. – Гудмэн отхлебнул кофе. – Не знаю, что вы ощутите,когда окажетесь там. Даже если подзащитный является для тебя человекомсовершенно посторонним, Скамья производит очень тягостное впечатление.

– Для меня Кэйхолл и есть посторонний.

– Как вы ему скажете?..

– Пока не представляю. Слова найдутся. Яуверен, что план сработает.

– Все это как-то дико.

– Моя семья и была дикой.

– По-моему, Сэм имел двух детей. У него ещеросла дочь. Слишком уж много воды утекло с той поры, начинаю забывать. Восновном с Кэйхоллом общался Тайнер, вы же знаете.

– Его дочь – моя тетка, Ли Кэйхолл Бут. Онадавно хочет забыть свое девичье имя. Вышла в Мемфисе замуж за весьмасостоятельного человека, владельца то ли одного, то ли двух банков. Осуществовании ее отца известно только супругу.

– А где ваша мать?

– В Портленде. Несколько лет назад нашла себевторого спутника жизни. Пару раз в год звоню ей. Семья у нас, мягко говоря, несамая дружная.

– Откуда же взялись средства на учебу вПеппердайне?