– Хороший вопрос. Вам необходимо как можнобыстрее посетить Скамью.

– Сделаю это послезавтра.

– Отлично. Я свяжусь со смотрителем, зовут егоФиллип Найфех, ливанец. Не удивляйтесь, ливанцы есть даже в Дельте. Мы сФиллипом старые друзья.

– Вот как?

– Угу. Нас свело дело Мэйнарда Тоула, ставшегомоей первой потерей. Он был казнен в восемьдесят шестом. Тогда-то я ипознакомился со смотрителем, убежденным, кстати, противником смертной казни,если поверите.

– Не поверю.

– Процедура исполнения приговора вызывает внем бешенство. Вы еще поймете, Адам, что многие в стране приветствуют смертнуюказнь, но только не ее непосредственные исполнители. Вы встретитесь с этимилюдьми, увидите охранников, которые становятся братьями осужденным,администраторов, которые по минутам планируют сатанинское действо, с теми, ктооткрывает вентиль – за месяц до последнего дня они начинают проводитьрепетиции. Это совершенно особый мир.

– Скорее бы…

– Я переговорю с Филлипом, устрою вамразрешение на визит. Обычно он длится около двух часов. Но если Сэм откажетсяот адвоката, разговор может занять не более пяти минут.

– Думаю, я найду с ним общий язык.

– Надеюсь. Не знаю, как Кэйхолл будетреагировать на ваше появление, но что-то он наверняка скажет. Допускаю, несразу удастся убедить его, однако со второй попытки вы добьетесь своего.

– Когда вы видели Сэма в последний раз?

– Пару лет назад. Вместе с Уоллесом Тайнером.Вам обязательно нужно связаться с ним. Тайнер вел дело более шести лет.

– Каков будет наш первый шаг?

– Об этом позже. Утром я с Уоллесом вновьпроанализирую досье. Все зависит от вас. Мы не сможем ничего предпринять, еслиКэйхолл и вам укажет на дверь.

Адам подумал о черно-белых газетныхфотоснимках Сэма, сделанных в 1967-м, сразу после ареста. Еще в его архивеимелись и цветные, относившиеся уже к 1981 году, когда состоялся третий суд, ана двухчасовой видеокассете были собраны куски всех телерепортажей, гдефигурировал Кэйхолл.

– Как он выглядит?

Гудмэн положил ручку, прикоснулся к галстуку.

– Среднего роста, худощав, но на Скамье редкоувидишь мало-мальски дородного мужчину: сказывается постоянное нервноенапряжение, да и еда не из ресторана. Курит сигарету за сигаретой, что вобщем-то неудивительно. Делать там нечего, а конец у всех один. Марка какая-тостранная, “Монклер”, по-моему, в синей пачке. Волосы с густой проседью,неопрятные – утреннего душа сидельцы лишены. Довольно длинные, но то было двагода назад. Ни намека на лысину, бородка. Лицо в глубоких морщинах, ведь емускоро семьдесят. Ну и табак, конечно. Вы сами заметите, что белые выглядят наСкамье более изможденными, нежели чернокожие. Смертники проводят в своихкамерах по двадцать три часа в сутки, а от этого человек блекнет, кожа у негостановится серой. У Сэма голубые глаза и приятные черты лица. В молодости нанего наверняка заглядывались девушки.

– Когда после самоубийства отца я узналправду, у меня появилась куча вопросов к матери. Ответов на них прозвучалоочень немного, но однажды мать упомянула, что Эдди не был похож на Сэма.

– Между вами и дедом тоже никакого сходства,если вы это имеете в виду.

– Угадали. Рад слышать.

– Он может помнить вас только несмышленымребенком, Адам. Вам не грозит быть узнанным. Скажите обо всем сами.

Холл отсутствующим взглядом смотрел на поверхностьстола.

– Вы правы. Что он мне ответит?

– Даже не представляю. Думаю, Сэм будетслишком потрясен, чтобы разразиться долгой речью. Я, пожалуй, назвал бы егоинтеллигентным. Не образованным, нет, но начитанным и способным грамотновыражать мысли. Он подберет слова. Дайте ему минуту-другую.

– Вы говорите так, будто испытываете к немусимпатию.

– Ее нет. Кэйхолл – расист и фанатик. Оннисколько не раскаивается в содеянном.

– Значит, он виновен?

Гудмэн задумался. Вину или невиновность СэмаКэйхолла пытались установить три судебных процесса. Девять лет его делокочевало по инстанциям. Расследованием обстоятельств трагедии и поиском ееидейных вдохновителей занимались многие журналисты.

– Во всяком случае, так решили присяжные. Всуде только их мнение чего-то стоит.

– Но вы? К какому выводу пришли вы?

– Вы же читали досье, Адам. Вы до тонкостейизучили дело. Нет и тени сомнения в том, что Сэм Кэйхолл участвовал в акции.

– Но?..

– Существует великое множество “но”. Всегда.

– Сэм ни разу в жизни не управлялся совзрывчаткой.

– Это правда. Зато он был куклуксклановцем,террористом, а уж Клан швырял бомбы налево и направо. После ареста Сэма взрывыпрекратились.

– Хорошо… Но! Но некий человек утверждал, чтоеще до взрыва в Гринвилле видел в зеленом “понтиаке” двух мужчин.

– Суд отказался слушать показания этогосвидетеля. Он только в три часа утра вышел из бара.

– Был и другой. Водитель трейлера говорил одвух посетителях ночного кафе в Кливленде. Одним из них, по его словам, и былСэм Кэйхолл.

– Верно. А потом водитель три года молчал. Кпоследнему процессу его не допустили – за давностью лет.

– Так кто же являлся сообщником?

– Этого, боюсь, мы не узнаем. Не забывайте,Адам, ваш дед трижды стоял перед судом, однако ни разу рта не раскрыл. Онничего не сказал полиции, очень мало – адвокатам, которые его защищали, и неудостоил взглядом присяжных. За прошедшие семь лет Сэм не проронил о деле нислова.

– Вы считаете, он действовал в одиночку?

– Нет. Ему помогали. Кэйхолл многое скрывает.Вступая в Клан, он принес клятву. Застарелый, еще юношеский романтизм непозволяет Сэму ее нарушить. Его отец тоже входил в Клан, вам это известно?

– Да. Могли бы не напоминать.