Черный дракон сел за деревьями в метрах ста от нас, и я услышала довольное урчание Эша. Он мурчал, словно кошка!

Когда тебя едят, точно так себя вести не будешь.

Я подобрала юбку, бросила последний взгляд на деревья и заспешила. Хватит быть якорем Шэна. Буду считать, что Эн на практике драконизма. И, вообще, мне тут подумалось… Вдруг приведет с собой Райяна и все не будет так плохо, как говорил Шэн?

— Заповедник, — вдруг напомнил друг детства не глядя на меня, словно прочитал мои мысли. — Думай о заповеднике, как только начинаешь сомневаться. И пей больше воды.

— Ага, пей и думай. Думай и пей, — повторила я с шутливым тяжелым вздохом, пытаясь немного расслабиться. Вышло как-то нервно.

И тут вдруг я заметила фигуру, что спешила со всех ног. Одной рукой мужчина придерживал шляпу, а второй прижимал к себе квадратный маленький чемоданчик.

— Отец? — удивилась я.

— Папа? — Шэн всегда называл моего отца именно так, еще с детства.

Мы оба знали, что если Джорж Веджвуд быстро двигается, а не привычно важно-степенно, то случилась беда.

— Мэд! — увидел меня папа и замахал рукой, но не остановился.

Стало еще тревожней. Что-то случилось? С племянниками? С мамой?

Я со всех ног бросилась догонять отца, Шэн рядом.

— Куда ты пропала? — отец на бегу оценил мое платье и как-то особо негодующе-разочарованно выдохнул. — Ханни совсем плохо! Держи и беги домой как можно быстрее. Здесь лекарства.

Я схватила чемоданчик и пустилась по улице со всех ног, неприлично подобрав юбки платья.

— А лекарь? — услышала я вопрос Шэна отцу.

— Все на конференции! Все до одного! — отчаянно завыл папа, и я поняла, что дело как никогда плохо.

Ханни после четырех детей и была похожа на тепличный цветок, но когда я уходила она спокойно читала книгу детям при свете ночника. Как за такой короткий промежуток времени все могло стать так плохо?

Стоило переступить порог, как тревожная атмосфера пропитала меня насквозь. Близнецы неподвижно сидели в гостинной и даже не играли, вжали головы в плечи и слушали, что происходит в соседней комнате. Из кухни, мимо гостинной и в гостевую спальню носилась Касс с младшей малышкой на руках. Стоило ей увидеть меня и бальное платье, как она сначала открыла рот, чтобы отругать, а потом заметила чемоданчик медикаментов в руках и облегченно выдохнула.

— Сюда! — показала головой на эпицентр переживаний сестра.

Мама сидела на стуле рядом с кроватью Ханни с ровной спиной и сложенными на коленях руками. Я знала эту позу. Поза отчаяния, когда Анна-Мария Веджвуд всеми силами сохраняет последние крупицы самообладания, чтобы не впасть в истерику. При взгляде на меня она словно оттаяла и начала двигаться.

Я подбежала к кровати, присела на край и посмотрела на своячницу. До чего же бледная! Она словно потерялась в этих одеялах и подушках, провалилась в недра промятого матраса. Рядом с ней, прижавшись к маминому животу, спала двухлетняя Зои. Сама же Ханни едва открывала глаза, будто из последних сил.

— Что случилось? — спросила я у вставшей со стула матери.

Я поставила чемодан на колени и открыла его, глядя на бесчисленные пузырьки.

— Сами не знаем. Ты встретила отца? Он дал тебе укрепляющие?

— Вот, — я достала пузырьки и стала читать название. — Что надо дать и сколько?

— Кто бы знал. Говорят, что в городе не осталось ни одного врача. Все на конференции.

— Как же так? В этот день что, не болеют?

Я начала читать инструкции и поняла, что отец отдал за эти лекарства целое состояние. Наверное, опустошил заначку, чтобы купить. Но вот что из этого давать? Если бы еще кто разбирался в лекарствах!

Я понимала отца. Не зная, он просто взял из лекарской лавки то, что посоветовали по симптомам. А посоветовали, как всегда, все самое дорогое.

— Ханни, что у тебя болит, — я наклонилась к девушке. Потрогала лоб, посмотрела на кожу, послушала, как дышит.

— Тошнит… голова кружится… сердце бешено стучит, — еле размыкая губы сказала Ханни, — Сил… нет.

Я подняла на маму глаза. Думаю, она поняла, о чем я думаю, потому что едва заметно пожала плечами.

— Ханни, а ты, случайно, не беременна? — спросила я.

Мама поджала губы, ожидая ответа, как и я.

— Нет, — замотала головой девушка. — Точно нет. У меня как раз… ну… это…

Мы с мамой одновременно выдохнули. И дело не в том, что пятый малыш в семье мог постучаться к нам в дверь, а в том, что тогда с лекарствами все было бы еще в сто крат сложнее. Беременным столько всего нельзя!

— Хорошо. Что еще болит? Живот? Ты что-то съела несвежее?

— Я… — Ханни отвела глаза и больше ничего не сказала.

Я наклонилась пониже, чтобы подставить ей ухо на случай, если Ханни стесняется что-то сказать. И почувствовала странный лекарственный запах. Пахло чем-то знакомым и в то же время очень отталкивающим. Будто подсознание не могло подбросить нужное воспоминание, но говорило, что это связано с чем-то опасным.

И как понять, что ей давать без врача?

— Она много пила?

— Нет, отказывается.

— Надо, — что-то мне подсказывало, что чем меньше будет пахнуть от нее этим неприятным, что она выпила, тем лучше. — Нужно чтобы все вышло. Пусть тебя вырвет. Так надо!

Я споила Ханни несколько чашек воды, прежде чем она окончательно взмолила о пощаде. За это время она два раза прочистила желудок и, кажется, от нее стало меньше тянуть этим непонятным запахом.

Я еще раз прочитала инструкции на лекарствах. Как я могу дать что-то без рецепта врача? Разве что вот это общеукрепляющее…

Папа застыл в дверях.

— Ну как? — спросил он.

— Прочистили желудок, — пожала плечами, совершенно не понимая, правильно ли действуя.

— Почему не дала лекарства? Там же много.

— Главный принцип — не навреди. Нам бы врача.

— Шэн отправился в соседний город, дай Ортон ему здоровья. Обещал привезти.

Я сразу почувствовала, будто у меня с плеч сняли пару сотен драконят. Если Шэн берется за дело, он всегда доводит его до конца.

Я все думала, что же мне этот запах напоминает. Казалось, что если вспомню, то обязательно пойму, что не так с Ханни, но сосредоточиться мешала мама. Она прожигала взглядом, словно горящими углями, мое платье и грязные пятки, требуя пояснений. Казалось, что вот-вот изумрудное творение портного вспыхнет и превратится в пепел от одной силы молчаливого негодования леди.

Ох, Анна-Мария Веджвуд, лучше тебе не знать, что со мной произошло. Мое платье, мои туфли, моя юбка с монетами, мой дракон и моя честь — все там, в особняке в зажиточном квартале. Я понесла большие потери, но не была сокрушена. Надеюсь, Эш вернется. Юбку с монетами Шэн обещал принести в целости и сохранности, а туфли и платье компенсирую продажей вот этого бального.