вагончика. Показалось, что Камиль усмехнулся: вот какая ты, оказывается, слабая. Потом почудилось, что он нахмурил брови и прищурился, словно всматриваясь в самую ее душу.

«Крепись, — убеждал он, будто сообщая какую-то тайну. — Не падай духом. Поправишься. Все будет хорошо».

— Увезите меня... — шептала в ответ Махидиль. — Увезите меня отсюда...

«Испугалась? Так быстро? Не коснувшись воды, уже жалуешься, что она холодная... Еще даже работать по-настоящему не начала. Испугалась трудностей? Вот уж не думал, вот уж не ожидал от тебя! Воробьев бояться — проса не сеять, не твоя ли это любимая поговорка?»

Махидиль смутилась. И правда, неужели она уедет?..

«Дорожишь своей жизнью, зачем же тогда мечтала о счастье? — продолжал нашептывать Камильджан. — Или ты хотела косить счастье с такой же легкостью, как косят пшеницу? Ай да молодец! Не узнаю тебя, нет, не узнаю... Помнишь, как ты носилась с «Повестью о настоящем человеке»? Как восторгалась Мересьевым? Помнишь, как загоралась, когда читала про то, как комиссар в госпитале назвал его «Настоящим человеком»? Помнишь, как восторгалась ты настоящими людьми — большевиками? А когда твоя мечта сбылась и ты сама стала коммунистом, то испугалась? Испугалась именно тогда, когда нужно было собрать все свое мужество, всю свою волю? А ты отступила перед первыми же трудностями... Да, пустыня — это не шутка, она никого не щадит, нелегко покорить ее. А ты хочешь бежать. Ведь ты же коммунист! Хватит! Перестань хныкать, перестань жаловаться, сестричка. Помни, ты коммунист! Коммунист!..»

— Махидиль-апа! — взяв больную за плечи, тревожно вопрошала Зубайда. — Что с вами? Что вы говорите? Может, сбегать за доктором?

Махидиль приоткрыла глаза. Низко над ней склонилось испуганное лицо Зубайды.

— Не надо доктора! — сверкнув глазами, сказала девушка. — Теперь сама поправлюсь!

Желая как можно скорее подняться с постели, Махидиль аккуратно выполняла все предписания врача и, превозмогая себя, глотала лекарства. На душе у нее было спокойно. Она знала, что должна делать. С замиранием сердца ждала того дня, когда сможет выйти на участок.

III

Махидиль твердо решила как следует освоить механизмы. Иначе ее не оставят в покое злые языки, особенно Черный Дьявол. Да и не это главное — не ради таких она приехала сюда. Учителем ее стала Гульхайри, высокая, стройная девушка с едва заметными оспинками на лице. Гульхайри училась на заочном отделении института, за что получила прозвище Полуученая. Когда Зубайда познакомила ее с Махидиль, Гульхайри обрадовалась: «Теперь на участке нас стало трое, целый коллектив, мы покажем парням, чего стоим». Девушки подружились. Гульхайри льстило, что «настоящая ученая», окончившая институт, изъявила желание учиться у нее, и со свойственным ей пылом и энергией принялась посвящать Махидиль в тайны управления сложными механизмами.

Как говорится, захотела бы душа, а руки послушаются. Покачиваясь, словно могучий корабль, борющийся с волнами, бульдозер Махидиль двигался вперед, срезая и сдвигая в сторону пески. Барханы, похожие на верблюдов, покрытых золотой парчовой попоной, расступались перед ним, когда он в колонне с другими машинами двигался вперед, оставляя за собой глубокую траншею.

Порой среди песков встречались крепкие, как камень пласты. Стальной отвал бульдозера внезапно упирался во что-то невидимое, и машина останавливалась, дрожа от напряжения. Словно какая-то сверхъестественная сила желала потягаться с человеком! Бульдозер, ревя мотором, отступал на несколько метров и вновь бросался вперед, пытаясь сдвинуть с места заупрямившуюся породу, и, в конце концов, сметал встававшие на пути препятствия.

Махидиль двигалась следом за своей наставницей Гульхайри. Моторы натужно гудели. В воздухе висел красноватый туман поднятой пыли. Махидиль была в приподнятом настроении. Все радовало ее. «Что, сдаешься, пустынюшка? Ничего не поделаешь, придется тебе покориться!» — кричала она, поглядывая, не слышит ли ее Гульхайри, хотя слова тонули в оглушительном рокоте.

Две бригады, одной из которых руководила Махидиль, а другой — Музаффар, которого Зубайда охарактеризовала одной фразой — «что твой сахар», работали поочередно то в дневную, то в ночную смену.

Ветер, со свистом обдувающий кабину, песок, мелкими иглами впивающийся в лицо, слепящие глаза фар, когда Махидиль работала в ночную смену, — все виделось ей теперь необыкновенным и преисполненным особого значения. После работы, наскоро и с аппетитом поев, она мгновенно засыпала. Но и во сне стройка не отпускала ее. Махидиль отдавала работе все свои силы, стремясь ни минуты не проводить без пользы для дела. Ей казалось, что вся бригада работает с такой же полной отдачей сил, как она сама, и поэтому не могла понять, почему они никак не могут уложиться в график. Порой ей даже казалось, что план работ завышен, но она тут же отгоняла эту мысль. Ведь такой же план и на других участках, а там дела шли значительно лучше. В чем же причина?.. А тут еще приехал начальник строительства и дал ей выволочку.

— Мы надеялись, что с вашим приходом дела в бригаде наладятся. Сколько времени прошло, а положение прежнее!

Махидиль нервничала и однажды, сетуя перед подругами на создавшееся положение, кое-что узнала...

По словам Зубайды, у Маннапа и Надыра после смены остается почти полный бак горючего. Видно, они работают спустя рукава, лишь бы замазать глаза бригадиру.

— Глянешь, — рассказывала Зубайда, — на месте их нет, бульдозер стоит, а они куда-то исчезли. Сделаешь им замечание, а они набрасываются, словно волки. А вчера, — продолжала Зубайда, — я решила проверить. Жду их, а они вон пьяные возвращаются. Это во время работы!..

«Ага, значит вот кто мешает ей? Это он, Черный Дьявол, нарушает дисциплину, задерживает график специально, чтобы начальство подумало, будто Махидиль не способна быть бригадиром».

Махидиль тут же отправилась в магазин и потребовала прекратить торговлю спиртным. Даже пригрозила: если узнает, что кто-нибудь купил водку, — напишет жалобу на продавца. Этим она еще больше осложнила свое положение. На следующий день не вышло на работу сразу несколько человек. «На всех напишу рапорт!» — решила Махидиль. Однако прежде всего она сочла необходимым поговорить с рабочими.

— Вы с Маннапом поговорите, — посоветовала Гульхайри. — Это он главный заводила. Мне кажется, он нарочно вредит вам...

В бараке коромыслом стоял табачный дым. Люди выглядели призраками, как в тумане. Одни читали, другие играли в шахматы, небольшой кружок собрался вокруг Алеши, который бренчал на гитаре, что-то напевая...