Никто не заметил появления бригадира.

Махидиль растерянно остановилась в дверях, пораженная табачным дымом и водочным перегаром. Ее даже начало поташнивать.

— Хоть бы окна открыли, — громко сказала она. — Чем вы тут дышите?

В бараке мигом стало тихо. Все взоры устремились на Махидиль. Женщин здесь никогда не бывало, и появление бригадира ошеломило всех.

Лампочки, прикрытые пожелтевшими, а местами и почерневшими, обуглившимися газетами, излучали тусклый, мерцающий свет. На большом столе посредине барака — беспорядочное нагромождение жестяных кружек и мисок. Повсюду на нарах и табуретках мятые комбинезоны. На веревке, протянутой вдоль стены, груда разной одежды. На стенах иллюстрации, вырезанные из журналов: на них и ракеты, устремленные ввысь, и пейзажи, и женские головки, а над изголовьем Маннапа, на плохо оштукатуренной стене висела грубо намалеванная, обнаженная женская фигура.

— А это что? — возмущенно воскликнула Махидиль.

Маннап, развалившийся на нарах и дымивший папиросой, спокойно приказал Надыру:

— А ну, ответь начальнице!

Надыр лениво приподнялся с места и с наигранной любезностью процедил:

— Это? Это произведение искусства. Неужели ваши глаза не различают?

Раздался смех. Маннап «одернул» Надыра:

— Хватит! Разве женщина обязана понимать, что такое искусство? Ты бы разъяснил начальнице...

— Сейчас же уберите! — перебила Махидиль.

— Извините, мы не поняли, царица моя... — продолжал Маннап.

— Я говорю, уберите!

— Царица моя, разве можно уничтожать столь ценное произведение, единственный экземпляр во всем мире... — не шевельнулся Маннап.

— Если сами не желаете убрать, то... — с этими словами Махидиль решительно направилась вперед.

Навстречу ей бросился Надыр. Парни с интересом ждали, что же сейчас произойдет.

— Отставить! — резко бросил Маннап. — Предложи начальнице сесть. Женщина-труженица устала.

Надыр ногой подвинул табурет к Махидиль. Не обращая внимания на вызывающее поведение парня, Махидиль села. О «живописи» она решила поговорить позднее.

— Я думала, вы прикажете побить меня, — с усмешкой обратилась она к Маннапу, — но, слава богу, ошиблась.

— Поднимать руку на слабый пол? — с притворным ужасом воскликнул Черный Дьявол. — Это не мужское дело.

— Ах, какой вы рыцарь!

— А вы думали, мы не мужчины?

— Разве только этим определяется мужчина?

— Ясно, царица моя. Вы хотите сказать, что труд определяет настоящего мужчину, — развалясь и подложив под голову руки, произнес Маннап. — Старая песня! Нашли бы что поновей!

Махидиль снова усмехнулась.

— Ладно, поищем для вас что-нибудь поновее. Вы знаете, зачем я сюда пришла?

— Наверно, решили справиться о моем здоровье, — спокойно отозвался Маннап. — Как видите, я здоров как бык.

— Почему же вы отлыниваете от работы?

— Вы, царица моя, произносите слишком красивые слова, а ведь каждое красивое слово — все равно что керосин на тлеющие дрова.

— Что ж, если тлеющие дрова загорятся, тем лучше. Тогда от них есть польза. Но это не ответ на мой вопрос.

Маннап поднялся.

— Хотите получить ответ? Пожалуйста. Я считаю позором для себя подчиняться женщине, понятно?

— Понятно. Вы злитесь, что меня назначили на ваше место? Но если бы вас вновь назначили бригадиром и вы смогли бы завоевать бригаде славу и почет, я была бы готова немедленно отказаться от бригадирства и сама выдвинула бы вашу кандидатуру.

— Какое великодушие! Начитались «Дон Кихота»?

— «Дон Кихота» я читала, но дело не в том. Я говорю серьезно: в любой момент я согласна отказаться от руководства бригадой.

Маннап саркастически усмехнулся и покачал головой:

— Тысячу благодарностей за вашу милость, царица!

— Хватит! Я вам не царица, а пока ваш бригадир, и у меня есть имя и фамилия. Меня зовут Махидиль Салимова.

— О, еще прекраснее... Бесподобное, редкостное, удивительное имя... Махидиль... Но мне все равно хочется называть вас царицей. Неужели вам это неприятно? Умоляю, разрешите называть вас так! Ведь вы действительно стали царицей пустыни, о прекраснейшая из прекраснейших фей на земле! Все живое и неживое в этой пустыне преклоняет перед вами колени и ждет ваших приказаний. Но послушайте, Офелия, идите-ка лучше в монастырь.

— Вы и Шекспира читали?

— Произведения Шекспира — кладезь философских мыслей. Шекспира чтит вся Вселенная.

— Ладно. Хватит философствовать. Скажите прямо, чего вы добиваетесь?

— Я уже сказал, царица моя. У вас плохая память.

Окружившие ее тесным кольцом парни рассмеялись.

— Итак, вы недовольны, что я приехала на стройку. Может быть, прикажете мне уехать?

— Что вы, что вы, царица! Дышать одним воздухом с вами — радость. Грех лишать нас этого счастья.

Махидиль впервые столкнулась с таким краснобаем.

— Послушайте, Маннап, — с трудом сдерживаясь, произнесла она, — давайте разговаривать откровенно, начистоту. Вы не новый человек на трассе, прибыли задолго до меня и испытали все здешние трудности. Я пришла к вам за советом. Что нужно сделать, чтобы вывести бригаду из отстающих? Ведь и вы, и все остальные заинтересованы в заработке? У меня просто голова идет кругом... Давайте вместе подумаем.

Маннап рассмеялся:

— Не по адресу обратились, царица. Мне ли давать советы другим, если я сам не мог вывести бригаду в передовые?! Нет уж, увольте, пусть каждый тянет свой воз.

— А вы захотите — выйдете на работу, не захотите — будете гулять. Так, что ли?

— Кто может знать тайны души, царица моя?

— Неужели вам не надоело паясничать? Ведь вы же взрослый человек, Маннап!

— Во всяком случае не такой глупый, как вам кажется. Вот только диплома не имею.

— А кто вам мешает его иметь? Учитесь. И если бы вы не были таким скептиком...

— Кто скептик?

— Вы. Разве не называют скептиком человека, который ни во что не верит? Вера, надежда, мечта, цель в жизни — все это пустые слова для вас. И вы думаете только о себе...

— Опять красивые слова! Как по книге!

— Ну и что в этом плохого? Вы же сами только что говорили цитатами из книги. И прямо как артист говорили...

Из попыток Махидиль