как ты Господи стоишь и смотришь на меня с любовью, улыбка на твоем лице. Ты протягиваешь мне сильные ладони, и я отдаю тебе все страхи и сомнения о себе, о жизни, о добре и зле, о любимых и дорогих мне людях. Я чувствую, как ты заботливо принимаешь все это и словно говоришь мне. «Все будет хорошо. Все уже хорошо, все будет лучше, чем ты можешь себе представить».

Пока автор писал эти строки, по его щекам катились слезы облегчения и радости. Эти телесные симптомы очень важны для понимания, насколько вы конгруэнтны (сонастроены в себе) в данный момент. Надеюсь, этот пример живого общения со своими чувствами придаст вам уверенности и сил, особенно в тягостные минуты сомнений. Держитесь. Прекрасное рядом, гораздо ближе, чем вы думаете.

В конце каждой главы я поделюсь с вами некоторыми моими коуч-сессиями. Имена и названия мест я изменила. Проблемы у нас практически одинаковые, контекст отличается, а остальное, похоже, как две капли воды. Сами убедитесь.

Коуч-сессия № 1

«Удостоверение жертвы»

Она пришла ранним утром. Посетителей ещё не было. Она была первой. И очень одинокой. Внутри неё было такое количество темноты, что я буквально ощутила дискомфорт и невольно потянулась к лампе на столе, чтобы включить свет.

«Добрый день» – я предложила ей место, которое обычно предлагаю моим клиентам и приготовилась слушать.

«Добрый» – она понуро улыбнулась и села туда, куда я показала. «У вас можно курить?» – она подняла на меня глаза полные слёз.

Хорошее начало… я собралась с силами, как перед прыжком и неожиданно сказала – Да, пожалуй, сегодня можно…

Шутка прижилась… Женщина снова улыбнулась, но уже светлее. Мы сидели напротив друг друга. Консультант и клиент. Ждали подходящего момента для знакомства. Я воспользовалась паузой, чтобы внимательнее её рассмотреть. Лет 40, хороша собой, но в плохом настроении, а потому скукоженная внутренне и внешне. Длинные каштановые волосы, зеленые глаза, макияж достаточно броский, помада, брови, маникюр, украшения, джинсы и рубашка из магазинов нашего города. Всё как обычно.

«Меня зовут Наталья – вы наверное ждёте моих объяснений?»

«Я?! Боже упаси!»

Мы рассмеялись.

Напряжение спало, стало ещё светлее в комнате и на душе. Ну вот. Теперь можно и знакомиться.

«Наталья! Чудное имя. И вам подходит, на мой взгляд. Может поговорим?» – я потянулась к блокноту и краем глаза заметила, как женщина напряглась в кресле и стала нервно теребить перчатки.

«Простите. Я нервничаю, потому что впервые буду говорить о том, что мне внушает ужас. И признаваться в этом еще ужаснее. Словно заново проживать… Вы понимаете? – теперь она смотрела прямо в глаза.

«Конечно. Я понимаю. Ваша тайна останется здесь, и никто о ней не узнает. Позвольте мне вам помочь. Ведь вы же сюда пришли за помощью? Верно?» – я немного подалась вперед, и продолжала смотреть на Наталью.

«Да. Конечно. Мне некуда больше с этим – она поморщилась – идти. Вы же психолог? Вы должны уметь такие вещи.»

Тут я стала нервничать почему-то. То ли от того, что дама говорила загадками, а я должна была в них разобраться, не имея под рукой ключей к шифрам, то ли мне показалось, что я ей не смогу помочь… Не знаю… Пока смутное предчувствие поселилось во мне и потому, я не делала поспешных выводов, а продолжала слушать и смотреть на мою собеседницу внимательным взглядом.

«Понимаете… я всё время выбираю мужчин, которые оскорбляют моё достоинство. Дело дошло до того, что меня изнасиловал в кабинете врач-психиатр. Представляете, за стеной люди, он меня раздевает, что-то приговаривая, а я как последняя дура делаю всё, что он просит – на кушетку ложусь, позволяю ему ко мне в трусики залезть и молчуууу… – тут она завыла, как раненый бизон, а я поспешила поставить ей под руку салфетки.

Сидим. Она рыдает в голос, я дышу глубоко и спокойно. Обычная рабочая ситуация в моём кабинете.

Когда первая волна шторма миновала, я рискую подать голос: «Почему вы не остановили его? Почему не позвали на помощь?»

«Не знаю… Сама удивляюсь. Внутри меня всё клокотало видимо, а снаружи я держала марку, хранила невозмутимость. Даже психиатр сказал, когда всё закончилось, что меня трясёт… И… пригласил на следующий сеанс… для закрепления результата… Вот урод.

Теперь Наталья гневалась. Я продолжала. «Если бы вы позволили себе проявить себя, чтобы вы сделали или сказали?»

«Да я бы… да он бы… так летал по кабинету… что больше никогда не посмел бы к женщине приблизиться… гад… – она сверкала глазами и готова была испепелить любого, кто попался бы ей сейчас под руку…

«Наташ, всё-таки, что можно было сделать простого и разумного в такой момент, а?» – не унималась я.

«Наверное подождать пока до меня дойдет сказанное им, предложенное им, а не слепо подчиняться. Просто переварить услышанное. Но я в таком шоке была, что словно зачарованная делала всё, как робот. Без чувств. Он же не сразу на меня полез. Он уложил меня на кушетку, ноги согнул, а потом стал… Господи Боже, она опять зарыдала – стал «передавать энергию» в промежность… сначала через одежду, а потом… Мне так стыдно, что я – дура… верю человеку в белом халате, доктор же… Воды дайте… мне не хорошо что-то… – она побледнела и стала дышать резко и часто.

Я принесла ей воды и встала рядом, положа руку ей на спину, передавая покой и любовь, так, как меня учили в рейки. Минут пять она пила, плакала, дышала и приходила в себя, отпуская боль и страх, стыд и разочарование, отдавая в мир заряд эмоций, которым уже давно надо было убить её смертельной болезнью, но… жажда жить победила и привела её за помощью в кабинет психолога.

Потом мы снова сели рядом. Наталья продолжала: «Знаю. Вы меня, наверное, наивной считаете, поделом мол мне. Не будь я такой доверчивой, не случилось бы этого. Но я ведь никогда не подумала бы, что врач-психиатр крупной клиники – сам душевно больной человек. Даже в страшном сне себе представить не могла такого. Вы мне верите?»

Обычное дело, когда обманутая жертва винит себя в сложившейся ситуации, потому, что наказать обидчика не представляется возможным, а в детстве её научили винить во всём себя, брать на себя ответственность за всё, что с ней происходит. При этом бедной девочке забыли показать и рассказать, как реагировать на насилие и защищать свою честь, когда кроме неё больше некому о ней позаботиться. Боль от подобного опыта обычно направлена внутрь жертвы