от павианов! – Старичок сверкнул на Лизу из-под седых бровей и со звоном поставил-таки чашку на предназначенное ей блюдце. – Однако есть, есть доказательства обратного. Среди всех Божьих творений только человек способен молиться.

– Ну не скажите, – замотала головой Лиза. – Мой Пуська ежедневно молится на охотничьи колбаски. Вы бы видели выражение его физиономии, когда вкусняшки выезжают из Самобранки. Благочестивая набожность в чистом виде. Свечки в лапах не хватает. Стоит Пусятине мяукнуть – и добрый бог исполняет все его колбасные желания. А ваш бог так может?

Старичок возмущенно фыркнул.

– Богохульство! Кощунственные, святотатские слова! Такая молоденькая барышня – и уже такая циничная!

Лиза усмехнулась, поскольку за последнюю неделю второй раз слышала эту фразу в свой адрес, и расценивала подобные высказывания как комплимент.

– Знаете, Епифаний Васильич, – сказала она, расстегивая дачную куртку, в которой уже стало жарковато, – вы меня обвиняете в кощунстве, а сами-то хороши: поселили в православный храм, – я имею в виду Петропавловский собор прямо перед нами, – птиц, змей, да тех же мартышек… Просто Ноев ковчег какой-то, клянусь севофлураном!

Старичок, однако, совсем не растерялся и с индифферентным видом подлил себе еще чайку:

– Поселил не я – простой грешник, – а Наместник Бога на земле, Император Всероссийский Константин. Царь православный! Его слово – это глас небес.

– Ловко, ловко, – признала Лиза. От чая ее уже тошнило, и она решительно отодвинула чашку в сторону. – Кстати об императорах – в соборе же столько Романовых было захоронено! – припомнила она. – С саркофагами-то теперь что?

– Как что? – удивился Новиков. – Вы, деточка, с Луны, видно, свалились. Всех усопших Романовых, и из кремлевского Архангельского собора, и отсюда, перенесли в новую интерактивную усыпальницу под Новгородом, откуда начиналась Русь… Там можно с призраками всех царей поговорить, безбожникам, особенно молодым, нравится… И школьникам тоже… А прах императора Алексея Николаевича, по его завещанию, развеяли над Невой… Его сын, Константин Алексеевич, говорил, что завещал развеять себя над Черным морем, но когда это еще будет! Дай Бог ему здоровья, отрекся давным-давно от трона и живет себе не тужит в своем маленьком домике на теплом побережье, виноград разводит… А я вот тут здоровье трачу, и все впустую… – И он опять принялся за таблетки.

Представление закончилось одновременно с невкусным зеленым чаем. В финале бестолковая девица вдруг поняла, что тот самый ненавидимый ей дракон как раз и был тем самым прекрасным принцем, которого она ждала всю жизнь. Она картинно прижала руки к желтой груди, затем опять накинулась на несчастного Горыныча, все музыкальные инструменты взорвались в оглушительном, лихорадочном фортиссимо, варан безуспешно попытался дернуть шеей, и всё закончилось.

Желтая королевна дважды сорвала овации – не хлопал только смуглый надменный мужчина за соседним столиком, черноокий и черноволосый, в кавказской папахе, – и упорхнула в служебную дверь под сценой.

К варану подошел служитель зоосада в белом комбинезоне и такой же кепке, как у старичка Новикова, и принялся отстегивать цепи от железных колец.

Граф Александр перестал шевелить губами, взгляд его приобрел осмысленное выражение, внезапно он весь подобрался, как гончая, почуявшая запах дичи, и резко встал.

– Елизавета Андреевна, пора, мой друг, пора! – настойчиво сказал он и повлек своих компаньонов к сцене. – Покоя сердце варана просит.

Глава 6

Вообще-то у Лизы был специальный инструмент. Ей его выдал Филипп Петрович как штатному ветеринару Отделения – вместе с особым ветеринарным чемоданчиком. Инструмент назывался «Анализатор «Веретено 3000»» и работал по принципу мобильной лаборатории. Предполагалось, что ветеринар, выехавший на место событий, кольнет пациента стилизованным (и стерилизованным, конечно) Веретеном, анализатор мгновенно прогонит капельку крови по всем тестам, и доктор тут же получит на свой Перстень полную выкладку по состоянию здоровья пострадавшего животного.

Но это в теории. На практике же Лиза кряхтела, обливалась потом, ругалась невообразимыми медицинскими терминами, но никак не могла активировать дурацкое Веретено. Не говоря уже о том, чтобы взять у варана анализ крови. Неактивированным же Веретеном можно было разве что пряжу прясть – никакой пользы для расследования оно не представляло. А ведь казалось – так легко им пользоваться! В ловких пальцах Филиппа Петровича Веретено плясало, как у оренбургской мастерицы, посвятившей всю свою жизнь изготовлению пуховых платков.

Как открывается пресловутый ветеринарный чемоданчик – Лиза тоже не могла разобраться, хотя внутри наверняка было множество полезных штук.

Когда от долгого сидения на корточках отнялась левая нога, Лиза сдалась. Признаваться благородному фон Миниху в своем фиаско было стыдно. К счастью, граф Александр был занят стандартным допросом Новикова и внимания на бестолковую коллегу не обращал. Она сунула бесполезный анализатор обратно в карман и взялась за визуальный осмотр гигантского пациента.

И очень вовремя – состояние Горыныча ухудшалось с каждой секундой.

Варан тяжело дышал сквозь стальной обруч, маленькие злые глазки были мучительно вытаращены. Лиза прижала два пальца к шершавой, бурой в желтую крапинку, шее. С трудом нащупала пульс сквозь толстую доисторическую шкуру. Чересчур горячую. Вроде бы у комодских варанов должна быть повышенная температура тела… Или нет? Что там в учебниках писали про гигантотермию? Лиза отчаянно пыталась припомнить содержание запутанной статьи «Гипотеза о теплокровных динозаврах в свете энергетики современных животных» из журнала «Международная ветеринария», который она стащила из приёмной одной пафосной клиники, куда ходила на собеседование пару месяцев назад, но в голове всплывала лишь какая-то бессмыслица про «разогретых до 40 градусов» рептилиях. Почему и зачем кому-то понадобилась разогревать рептилий, казалось сейчас неразрешимой загадкой. На некоторые вопросы могла дать ответы местная Интерсетка, однако времени на общение с Перстнем у Лизы не было.

Ясно было одно: такого хаотичного сердечного ритма ни у одного здорового живого существа быть не может. Сердце Горыныча билось быстро, слишком быстро, потом замирало, будто задумываясь, потом снова начинало отчаянно колотиться.

Медлить было нельзя.

Лиза резко прервала вежливую беседу фон Миниха с престарелым владельцем зоосада:

– Граф, можно вернуться к допросу позже? – Затем повернулась к Новикову: – Штатный ветеринар в зоосаде есть?

– Так он же тоже в суде, вместе с адвокатом, – сказал старичок. – Доказывает злыдням-безбожникам, что мы очень хорошо заботимся о наших подопечных…

– Ясно. Очень плохо вы заботитесь о своих подопечных, – отрезала Лиза. – Горыныч ваш сейчас помрет тут от разрыва сердца.

– Как?!

– А вот так. Аритмия, причем нешуточная, налицо. Где хранит лекарства ваш ветеринар?

– Так Господи боже, в клинике зоосада и хранит… Ох, что же делать-то нам, что делать? – Старичок расклеился окончательно.

– Нужно срочно транспортировать Горыныча в операционную. У него судороги начинаются. Передвигаться самостоятельно он уже не в состоянии. –