Алена выбралась из машины с некоторой неловкостью и увериласебя, что проистекла сия неловкость исключительно от того, что она опирается намужскую руку. Слишком привыкла наша героиня во всем в жизни и всегда полагатьсяна себя, в том числе – и выходя из машины. Хотя из этой «Мазды» со слишкомнизкой посадкой всяко нелегко выбираться, что самой, что с посторонней помощью.

Наконец-то Алена утвердилась на ногах. Огляделась…

Итак, вот здесь живет ее типа дорогой. Условно говоря,жених. Перед ней один из многочисленных новых домов, из так называемыхнижегородских «элиток», выстроенных из жуткого материала радикальнонепристойного цвета, напоминающего саманный кирпич или детскую, pardon,неожиданность, с вкраплениями свекольного оттенка, призванными внести оживляж,но усугубляющими унылость картины. Архитектура сия… нет, это слово здесь простонеуместно. Современный вариант унифицированной хрущобы. Таких в Нижнем теперьпонастроено – глазом не охватишь! Впрочем, домики чистенькие, аккуратненькие,квартиры в них изрядно дороги, люди, которые здесь поселились, моментальноощутили себя причастными к звону больших денег и как бы избранности… Да наздоровье, пусть живут и будут счастливы. Алена сама себя укорила: может, тыпросто из зависти брюзжишь, барышня? Ты-то обитаешь в «сталинке» 1958 годаиздания… А, ну да, в твоей «сталинке» есть душа! Но кто знает, может, и в этих«элитках» спустя почти лет пятьдесят обнаружится душа или хотя бы намек на нее?

Душа-то в них, может статься, и обнаружится, но уж точно –не подвал для хранения картошки и прочей ерунды. Полтора года назад Стахеевы(то есть кабы Алена и впрямь выходила замуж за Алексея, ее фамилия сделалась бытоже – Стахеева… очень мило, нет, право, о-очень миленько, но все же хорошо,что этот брак изначально обречен остаться фиктивным) жили в совершенно другомдоме – кстати, не столь уж далеко от пресловутой Алениной «сталинки», наКовалихе. Прежде у них была самая обычная хрущоба, в которой хоть и совмещенытуалет с ванной и практически потолок с полом, однако имелся подвал длясохранения припасов. Правда, разве возможно что-то сохранить в этой влажной,душной темноте? Картошка там уже к марту вся прорастает длиннымибледно-голубыми усами, сморщивается, съеживается, становится не простонесъедобной, но жизненно, вернее, смертельно опасной. И все-таки неистребимапривычка бывшего советского, бывшего великого, бывшего народа делать запас назиму, на черный день, на случай стихийного бедствия или введения чрезвычайногоположения, на любой другой случай… (нужное подчеркнуть или вычеркнуть, кому какхочется). В подвале этой хрущобы и погибла Лариса. А спустя год ее семействозначительно улучшило свои жилищные условия.

Конечно, всякий человек, умеющий мыслить логически, какойвывод сделал бы? Что после Ларисы остались огромные деньги, которые прежде онапочему-то от семьи таила. И коли мужу светило такое огромное наследство, то,вполне возможно, не столь уж безосновательны были подозрения ушлого следователяс немецкой фамилией, герра Бергера, который тщательно пытался пришить АлексеюСтахееву мокрое дельце…

Пожалуй, Алена с ее подозрительностью и общей мизантропиейтак бы и решила, если бы от своей подруги Инны Тюлениной, нижегородскойадвокатессы, которую просила разведать все, что можно, о своем женихе (в томчисле, кстати, и день его рождения!), не узнала совершенно точно: нет, Алексейне получил наследства после смерти Ларисы. Просто так уж сошлисьобстоятельства, что его маленькая фирма по ремонту компьютеров и радиотехники,доселе дышавшая на ладан, вдруг ожила. Правда, ожила она не в руках Стахеева,который, судя по всему, был никудышным бизнесменом, а в руках нового владельца,которому Алексей ее очень удачно продал (правильнее будет сказать – впарил,потому что сделка поначалу казалась совершенно безнадежной), оговорив себе нетолько кругленькую сумму, но и проценты с будущих прибылей, которые (дело,повторимся, расцвело в умелых руках) сделались весьма значительным, чтопозволило Алексею превратиться в этакого рантье и жить в свое удовольствие.

Вот только о жизни жениха Алена ничего особенного не смоглаузнать. Ну, молодая любовница… ну, вздорная по характеру дочка… И все же ничегонеобыкновенного. А между тем человек вдруг начал неконтролируемо сходить с ума.Почему? Это как раз и предстояло узнать нашей доморощенной следовательнице.

– Странно, – сказал между тем Алексей, поднимая голову иглядя на окна. – У меня почему-то темно. Галина с Ванькой толкутся на кухне,что ли? Кухня и моя комната, – пояснил он, – окнами на противоположную сторонувыходят. Ну, сейчас все выяснится. Итак, с Богом! Пошли, рискнем?

– Рискнем, – сказала Алена с какой-то незнакомой ей прежде,залихватской интонацией.

«Страшно мне, что ли? – спросила она себя. – Ничего, этоведь игра! А представляешь, как бы ты тряслась, если бы все было в натуре? Ихорошо, что сейчас не в натуре, правда? Конечно, хорошо!»

– Дико волнуюсь, – пробормотал Алексей. – Могу себепредставить, как бы я трясся, если бы это была не игра, а все происходилопо-настоящему!

Алена от такого точного озвучивания своих мыслейспоткнулась, и Алексей подхватил ее, поддержав под руку. Повернул к себе.

– Может, поцелуемся для храбрости? – сказал внезапно, иАлена, донельзя изумленная, почувствовала его губы на свои губах.

У нее просто-таки ноги подкосились от изумления!

Неужели влечение между ними имеет-таки место быть? Во чтоможет вылиться поцелуй при исполнении служебных обязанностей? И нужно лидоводить дело до такой короткости в отношениях партнеров по расследованию?

– Здравствуйте, Алексей Михайлович! – раздался рядомжизнерадостный мужской голос, и Алена так и не получила ответа на свои вопросы.

– Здравствуйте, Николай Дмитриевич, – чрезвычайно любезноответил Алексей, отрываясь от нее и глядя куда-то вниз.

Ну и Алене тоже пришлось изрядно опустить глаза, чтобыразглядеть человека, который столь бесцеремонно прервал их наметившийся былоинтим. Он оказался, бедолага, чрезвычайно мал ростом, тщедушен и изморщиненжизнью, словно старая, смятая газета, так что его хотелось назвать нечеловеком, а человечком. Вообще он был похож на гнома. Впрочем, выражение лицау гнома было весьма жизнерадостное, да и одет он оказался вовсе не в короткиебархатные штаны, куцую жилетку и колпачок с кисточкой, а в элегантную куртку ивполне комильфотные джинсики.

– Я вот уже который день забываю фолиант ваш вернуть,Алексей Михайлович, – сказал гном в джинсах и, открыв сумку, висевшую на егоплече, достал оттуда и с полупоклоном вручил Алексею довольно толстую,увесистую книгу, по виду вполне достойную названия фолианта. – Огромноеспасибо, Алексей Михайлович! Получил живейшее наслаждение! Прочел не отрываясь,словно какой-нибудь детектив!