— Называется «Сушняк», — наставительно сказаля. — Специально для малолетних алкоголиков. Снимает все последствия…

— Хорошо! — ожившим голосом сказал брат.

— Но есть побочный эффект, — вкрадчиво сказаля, — когда вырастешь, детей не будет.

Стас поперхнулся.

— Это нечестно! — завопил он, отставляя бутылку.

— Ты же вчера сказал, что холостяком будешь. Какая теберазница?

— Я сказал? — Он снова обхватил голову руками.

Наверное, я еще долго бы над ним издевался, но тут дверьоткрылась и вошел Смолянин. Бинтика вокруг головы у него уже не было, ушиторчали по-прежнему.

— Ква-ква! — приветствовал он нас. —Отсыхаете, малолетки?

— Ква, — поздоровались мы. А Смолянин, взглянув напустые бутылки, покачал головой:

— Осторожней, детям нельзя этого много пить. А товырастете и… ну, в общем, будут проблемы.

— Мы знаем, — вяло сказал Стас. Теперь уже я,поперхнувшись от страха, спросил:

— Какие проблемы?

— Волосы не будут перекрашиваться, — тихо, словноговорил какую-то гадость, которую и произносить-то не хочется, сказал Смолянин.Он ткнул рукой стену, и перед ним засветилось облачко-кресло. Бухнувшись туда,Смолянин задумчиво посмотрел на Стаса.

— Мужик, ты правда убежденный холостяк?

Стас глянул на меня. Я пожал плечами.

— Ну, может, я еще передумаю, — промямлил он.

Глаза у Смолянина загорелись.

— Передумывай, парень! Такую жену тебе найдем, всепозавидуют!

Стас покраснел как рак. Я-то знаю, что он девчонок ужасностесняется и даже не заговаривает с ними первый. Смешок я подавил, но Смолянинвсе же что-то услышал. У него даже уши слегка повернулись в мою сторону — вотчестно, не вру!

— Старшему, конечно, еще лучше жену найдем, —успокоил он меня. — Уже есть две кандидатуры — дочь Ережепа и племянницаКубатая. Хочешь, завтра и свадьбу сыграем. Или свадьбы. — Он умоляющепосмотрел на Стаса.

— Мы так быстро не женимся, — отбрил Стас. —И жен себе ищем сами.

— Но только среди персонала Департамента, —предупредил Смолянин. — Ввиду вашей особой секретности.

— Смолянин, зачем так торопиться? — спросиля. — Что вам наши жены сдались?

Переводчик вздохнул:

— Не буду лепить горбатого, парни. Мы не знаем, что свами делать.

— А че делать-то? — запетушился Стас. — Самисебе дело найдем!

— Боимся мы, — грустно сказал Смолянин. —Вдруг вы опять машину времени сделаете и в прошлое убежите. Или рассекретитечто-нибудь. А так — жены бы за вами присматривали, развлекали… У нас бы сталиработать. Домами дружить бы стали…

Смолянин вздохнул и опустил голову. Без всякой связи сказал:

— Спал сегодня отвратно… Всю ночь Кубатай мешал. Уложилменя спать, а сам ходил, семечки грыз, компьютером шумел… А лег — храпетьначал.

— Вы что, вместе живете? — спросил я.

— Да, уже два дня. Он древнерусский решил выучить и сомной вместе поселился. Думает, язык легко изучить! Одна операция по расширениюушей, чтоб звуки лучше запоминать, полмесяца занимает. А потом стимуляциямозга, так что вся голова шишками покрывается. И труд, труд, труд.

Смолянин опять вздохнул и безнадежно попросил:

— Вы уж женитесь по-доброму, кенты. А то Кубатай меняугробит. Он же настырный, как все осетины.

— Он осетин? — удивился я.

— Ага, — Смолянин оживился. — Два года назадвыяснил…

И он поведал нам удивительную историю. Оказывается, запоследние пятьсот лет все народы на Земле перемешались. Из-за каких-то тамэпидемий, войн, просто из-за того, что государств не стало… Ну и когда людиопомнились, оказалось, что никто своей национальности не знает. В лучшем случаеслышал, что прабабка была на четверть турчанка или еще что-нибудь подобное. И улюдей появилась мода докапываться до своей национальности. Тратилось на этомного сил и средств, но получалось не у всех. Генерал-сержант Кубатай тожедолго не знал, кто он. Пробовал записаться в евреи, но его не приняли.Обманули, сказали, что лимит исчерпан. Пошел было в русские, но те обиделись,что он сначала к евреям ходил, да еще выяснилось, что водку пить не любит. Всеему уже сочувствовать начали, но Кубатай упорно рылся в архивах. И однажды намедкомиссии, когда выяснилось, что у него отличное ночное зрение, понял истину.Ведь осетины, как известно, в темноте отлично видят, не зря же в стихотворениисказано:

Но злая пуля осетина

Его во мраке догнала.

С тех пор Кубатай стал официально признанным осетином.

— Здорово! — сказал Стас, который уважал упорствов достижении цели. — А ты, Смолянин, кто?

Смолянин обиделся.

— Как и вы, ребята, русский… У меня письменноесвидетельство есть, — сухо добавил он.

— Какое? — спросил я. И Смолянин не удержался —наверное, любил эту историю.

— Письмо я отыскал, — начал он свойрассказ. — От прапрадеда к прадеду. Там написано… — Смоляниноткашлялся и начал декламировать:

— «Дорогой сынок Ваня! Очень рад, что тебя приняли вМосковский университет. Ты, как настоящий русский, должен учиться в России, ане на Украине…»

Мы с братом кивнули — действительно, свидетельствостопроцентное. Но Смолянин продолжал:

— «Мама, хоть и хает клятых москалей, тоже рада. Адедушка на радостях купил тебе новую ермолку, очень красивую и недорогую.Только не езжай в ней к тестю в Шымкент, надень пока старую. До свидания, твойпапа Кшиштоф».

Мы, пораженные, молчали. А Смолянин продолжал:

— Вообще-то наша, русская, национальность одна из самыхпопулярных. Говорят, у нас этническая аура клевая. Но в то же время все боятся,да я и сам боюсь. Станешь слишком русским, на остров потянет. А наострове… — Тут он прикрыл рот ладонью, словно сказал что-то лишнее.

— Что на острове? — спросил Стас. — И Ережеппро остров что-то говорил.

Смолянин отнял ладонь от губ:

— Нет, ребятишки, это не я должен рассказывать.Начальство спросите.

Но больше мы об этом таинственном острове так ничего и неслышали. А Смолянин перевел разговор на прежнюю тему: