– Обязательно прочту! Я видела на углу Сретенки рекламунового книжного, сегодня же зайду и куплю!

– Ну вот еще, что ж, мы тебе не подарим?

– Я одну куплю, а другую вы подарите.

– Если тебе понравится, мы все тебе подарим! –воодушевилась Мура. – Лучше всего начинать с «Мухи в янтаре»! Если вмагазине будет несколько книг, бери «Муху», не ошибешься!

Мы дошли по Поварской, одной из самых моих любимых улиц вМоскве, до Кудринской площади. Раньше это была улица Воровского и площадьВосстания. Я любила эту улицу, кроме всего прочего потому, что в том вотугловом доме жил Андрей Георгиевич, Андрюша.

– Ох, Мура! Ты помнишь, что тут было? –воскликнула я.

На месте старой развалюшки, где было знаменитое на всюМоскву кафе, теперь стоял красивый желто-белый дом – культурный центр имениЧайковского. Он был сделан под старину, и, на мой взгляд, удивительно удачно.То старое кафе было знаменито лишь тем, что на вечно грязном окне белоймасляной краской была сделана рекламная надпись «Кофе. Чай. Пирожные. Ром.бабы». За точность всей надписи не ручаюсь, но «Ром. бабы» там были. Однакобуквы были все одинаковые, а точка стерлась. И это было единственное в Москвезаведение, где в открытую предлагались экзотические спиртные напитки и бабы!Впрочем, кафе – слишком громкое название для поганой забегаловки… А теперь –культурный центр!

– Андрея своего вспоминаешь? – сочувственноспросила Мура.

– Да нет, забегаловку…

– Какую забегаловку? – испуганно осведомиласьМура.

– Ту, что была на этом углу…

– Тебя Андрей туда водил?

– Боже упаси! Он водил меня рядом, в Дом литераторов…Кстати, я не посмотрела, там ресторан еще сохранился?

– Что ты, это один из самых шикарных ресторанов теперь,цены бешеные… А раньше там можно было вдвоем прекрасно пообедать, выпитьбутылку водки, дать на чай и на все хватало десятки…

– Вот когда вы вернетесь из Свердловска, мы туда исходим!

– С ума сошла!

– Ничего подобного! Помнишь, ты всегда говорила: одноваживем!

– Как много ты помнишь про меня, Динка…

– Знаешь, это потому, что в детстве ты мне большенравилась, чем мама.

– Почему?

– Ну, мама ведь сломалась, когда отец ушел… А ты былавсегда такая веселая, бесшабашная, умела радоваться жизни… Мне это нравилось…Ты вечно рассказывала о своих неудачах на любовном фронте с юмором, а я своимдетским умишком понимала, что это больше совместимо с жизнью, чем маминыгреческие трагедии…

– Нет, это не греческие трагедии… Это типично русскаяпокорность злой судьбе, извела меня кручина и все такое! Ой, вон Вася едет!Садись, довезем тебя до Сухаревки!

Вася был очень удручен смертью сестры и молчал всю недолгуюдорогу.

…Вот и опять я осталась одна в родном городе. Интересно,позвонит сегодня рыжий? Зачем он мне, собственно, нужен? К тому же он, кажется,моложе меня. Нет, гораздо интереснее, позвонит ли отец? Вероятно, Арина ужесообщила ему о моем звонке. Теоретически он должен был бы сразу спросить у неемои телефоны и немедля позвонить… Но я уже давно знаю, как теория расходится спрактикой. Особенно в том, что касается чувств. Ну нет у него ко мне отцовскойлюбви, я давно это поняла, тогда зачем все это? Он меня не любит, а разве я еголюблю? Я любила его в детстве, восхищалась им, потом ненавидела… А что осталосьот всех этих бурных чувств? Пустота? Если бы не Мура, я бы, наверное, все-такине стала звонить.

Я спустилась в книжный магазин, открытый в новом Торговомцентре на Сухаревке, бывшей Колхозной… У входа торговали цветами. Цветы были довольноубогие и безумно дорогие. Зато в книжном у меня зарябило в глазах. И перваякнига, на которую упал взгляд, оказалась сочинением Троцкого. А неподалекуСолженицын, Бердяев, Оруэлл… Я прекрасно помню, как девочкой, дрожа от страха иазарта одновременно, относила кому-то книгу Оруэлла «1984 год»… Отец отозвалменя в сторону и очень серьезно сказал: «Динуша, вот эту книгу надо немедленноотвезти на Красноармейскую, дяде Леве! Я бы сам отвез, но сейчас нет временисовсем. Только ты будь очень внимательна и осторожна. Если вдруг что, говори:нашла…» Я уверяла его, что прекрасно все понимаю, никуда не буду заходить,спрячу книгу под учебники, более того, я сорвала обложку со старого учебникахимии и вложила Оруэлла в нее. И когда я нарочито медленно, словно прогуливаясь,шла к метро, внутри у меня все трепыхалось от сознания важности своей миссии.Смешно вспомнить. Но сама я читать эти книги не любила. И слушать «вражескиеголоса» тоже. Мне от всего этого делалось неуютно и страшно. Но когда мамаумерла и я стала жить у отца, где постоянно толклись диссиденты, как я теперьпонимаю, настоящими диссидентами были только двое из них, а остальные так,около, я втянулась… И бабка, и отец были, что называется, сочувствующими, онипомогали деньгами тем, кто в этом нуждался, бабка один раз даже провезла наЗапад микропленку с чьей-то рукописью… А теперь все эти книги стоят в открытойпродаже, и тиражи у них совсем небольшие, на любителя, так сказать. А в нашейпаучьей компании любили говорить, что в России, собственно, ничего неизменилось… Я здесь второй день, а изменений уйма… Правда, они из своей банкибеспрерывно воспаряют, а я человек вполне приземленный.

Я купила Васину «Муху в янтаре», она была издана на редкостьбезвкусно, я вообще заметила, что массовая литература издается здесь в худшихтрадициях американской книжной дешевки. Но, видимо, это неизбежный этап вразвитии книготорговли. Я вышла на Сухаревку и остановилась в раздумье.Хотелось есть. Вокруг были какие-то заведения, но идти туда охоты не было, и язаглянула в магазин, который был здесь еще в старые времена. Теперь он сталпочище, прилавки были полны. Однако ничего общего с вчерашним супермаркетом. Нотем не менее я купила все, что мне могло понадобиться, и побрела к себе в Луковпереулок. И вдруг ощутила жуткое одиночество. Я вообще достаточно одинокийчеловек, и обычно это меня нисколько не тяготит, но тут, в родном городе… Авпереди еще долгий вечер. Нет, не такой уж долгий, вчера я не спала ночь и еслизавалиться часов в десять, посмотреть телевизор… Ах, ведь еще собираетсязвонить рыжий… А ну его к черту, не хочу! Возьму и выключу мобильник. До утра.Если ему будет очень надо, дозвонится завтра или просто все поймет. А есливздумает позвонить папочка, у него есть домашний телефон. Так я и поступила. Перекусив,включила телевизор, надо же хоть немножко войти в жизнь своей родины… На одномканале шло немыслимое по пошлости ток-шоу, на другом довольно беспомощный иглупый сериал для подростков, на третьем два дядьки с постными рожамисокрушались по поводу плачевного состояния отечественного водоснабжения. На ещеодном канале шел старый американский сериал с Доном Джонсоном, кажется, туттелевидение такое же скучное, как и везде… Я нажала на следующую кнопку иувидела трех мужчин, они сидели за столиком и разговаривали. Вернее, двое изних расспрашивали третьего. Его лицо показалось мне знакомым… Боже мой, да этоже Костя Иванишин! Тоська говорила, что он здесь знаменитость… Я впилась вэкран.