Признаться, она до сих пор не верила, что лорд-грифон – не плод её больного воображения, воспалённого годами смутных видений. Что его можно потрогать, сжать широкую, мозолистую ладонь в своей, обнять его и, возможно, коснуться его губ своими. Только «возможно», потому что представлять иное страшно. Но хотелось, прямо как ту клятую статуэтку много лет назад.

Вот только подарить ей настоящего грифона, настоящего человека, мага, лорда, Арман бы точно не смог. А Эрин не представляла, как его заполучить.

Она понравилась Шаю, понять это нетрудно: в конце концов, Эрин нравилась кому-то и раньше, знала, как это бывает и как начинается. Но среди её любовников из той, прошлой жизни – высокомерный ублюдок Мерион да психопат Кондор, с чего-то решивший, что скромные остатки своих эмоций стоит тратить именно на неё. Не самый лучший опыт…

…Эрин, сколько себя помнила, всегда хотела быть магом. Она не могла им не быть: в крови её семьи магия была всегда, усиливалась многими поколениями близкородственных браков. Тот ещё способ, но проверенный временем. Когда сила проснулась в тринадцать, когда, рассердившись на мать, Эрин заставила умирающий дуб за окном в пару мгновений распустить крохотные, но живые листья, она был рада. Эта магия нравилась ей, она была своей, родной, согревала тело, текла по жилам, требовала выхода и не несла разрушений. Она оказалась магом земли… и целую минуту была этому несказанно счастлива. Целую минуту ей казалось, что её мать, холодная стерва-психопатка, каковой она тогда её, разумеется, не считала, восхитится ею искренне, похвалит и, возможно, будет любить чуть больше. Целую минуту до того, как она презрительно скривилась, глядя на результат её первого выброса, и отвернулась, шелестя юбками.

Иртанаэль эрд Блайинор не любила своих детей. Она любила только себя и своё положение в чванливом фейском обществе – не слишком богатый, но древний род, исключительные способности. Не у неё. Но среди предков дома были те, кто по праву занимали свое место в Благом Дворе. Это Эрин поняла намного позже, и порой, забившись в тёмный угол своей комнатушки в Аэльбране, после очередного видения, когда было больно и страшно, а магии в теле не было вовсе, она подумывала заплатить ассасинам, чтобы избавить мир от существования лаэды Иртанаэль. Кондор бы с удовольствием взялся за тот заказ, он бы точно смог и среди очередных подарков принёс бы ей голову матери…

…и всякий раз Эрин отметала эту идею, потому как знала – не могла не знать: та смерть, что ждёт матушку, будет куда хуже. Не от ножа в сердце, даже не от долгих пыток, которые Кондор несомненно бы ей устроил. Иртанаэль умрёт в нищете и безвестности, покинутая мужем и детьми, забытая и презираемая всеми. Это случится не так скоро, как хотелось бы, но случится точно.

Эрин – светлая магичка. Однако, спасибо дару баэн-ши, которого она не хотела и не просила, к чужим смертям она научилась относиться с равнодушием.

Почти ко всем.

К смертям, что она видела последние месяцы, нельзя было остаться равнодушной. Они казались неправильными, совсем уж страшными. Пропитанными тьмой и холодным ветром. Не-пра-виль-ны-е.

Бальтазар возник под рукой внезапно, толкнул головой, не то веля, не то помогая встать. Кажется, кто-то вскрикнул, завидев её пса, но Эрин так и не поняла кто. Перед глазами плыло, темнело, и состояние было такое, словно ей ни за что не удержаться на ногах.

Оно всегда так – когда магия уходит полностью, выбивая воздух из лёгких, оставляя только пустоту. Будто кто-то все внутренности вынул, заменив холодом, ветром и запахом моря.

– Эрин?.. – кажется, то была Элейн, по крайней мере голос, донёсшийся сквозь шум в ушах, был похож на её.

– Я в порядке, – выдавила она, даже не понимая, к кому обращается. – Мне нужно… нужно…

Нужно. Идти, бежать, прорываться сквозь кусты, царапая себе лицо, потому что – Эрин вдруг ощутила это так ясно, как никогда до этого, – она ещё могла успеть. К ней, к той девушке, что сейчас замерла на краю обрыва, что ещё пытается… бороться, удержаться, не соскользнуть с холодных камней прямо в бушующее море. Она не понимала, куда именно ей нужно, магия словно сама вела её. Или то был Бальтазар, вдруг понявший, что его хозяйке, его компаньону нужна эта помощь; что она всеми силами хочет помочь той несчастной.

Весь Запад – сплошь крутые берега, фьорды, голые камни и нескончаемый сырой ветер. И прорва магии, витающей в воздухе. Тёмной и светлой, людской и фейской. Проклятия и чары, мёртвое и живое.

Девушка в изрядно потрёпанном платье, с распущенными светлыми волосами, стояла на краю обрыва и плакала. Она не хотела вниз, не хотела разбиваться о камни и умирать. Она хотела жить, но то, что движет ею сейчас, лишило её этого выбора.

Эрин сделала шаг. Осторожно, стараясь не зашуметь, не хрустнуть какой веткой, не напугать еще больше. Только шаг, но нужно сделать ещё несколько.

Ещё несколько десятков шагов.

– Эй, – тихо позвала она, жалея, что резерв пуст – настолько, что впору самой искать чьей-то помощи. К ноге прижался Бальтазар. – Эй, как тебя зовут?

Девушка не ответила. Они никогда не отвечают. И никогда её не слышат, как бы она ни кричала и как бы ни просила.

– Я могу помочь. – Ещё одна попытка. И ещё один шаг.

Ей ничем не помочь, Эрин знала это, чувствовала ту тьму, с которой она не в силах бороться. Тьма тянется и к ней, но рядом Бальтазар, который потемнее будет.

Он – сильнее, и его рык – грозный, громкий – всё же заставил девушку обернуться. Она красивая, очень молодая, и лицо такое знакомое, будто Эрин её уже видела.

Эрин точно её видела.

– Просто не делай ничего, ладно? Подожди, я сейчас, я…

Она протянула руку к девушке. Добраться до неё невозможно, но шагов осталось уже меньше.

Эрин бы отдала всё и даже чуть больше, чтобы магия вернулась. Она бы смогла заставить корни старого дерева вырасти из земли, обвить ноги девушки, ободранные так сильно, будто она бежала прямиком через лес. Заставила бы камни выстроиться стеной, заставил бы саму землю воспротивиться. Положила бы на это всю свою магию, но смогла бы.

Вот только магии в ней сейчас нет совсем. Есть только Бальтазар, и можно было хотя бы попросить помочь его, он ведь может поймать ту девушку за платье, да хоть за ногу – даже челюсти адского пса, вгрызающиеся в кость, будут лучше, чем смерть. Раны залечить можно, после смерти не спасет даже некромант.

Но Бальтазар – её хранитель, ничей больше.

Девушка сделала шаг. Эрин потянулась за ней, в тот же миг ощутила, что к обрыву потянуло и её. На это даже наплевать; по крайней мере, она перестанет видеть…

Видеть, как она срывается со скользких камней, как все они это делают. Видеть, как она умирает, и что-то в Эрин – надежда – в ту же секунду умирает вместе с ней, оставляя после себя только безысходность.

– Нет… Нет, нет, нет!

Бальтазар потянул её за воротник, оттащил от обрыва, заставил встать. Заставил идти, бежать, прорываться сквозь бьющие по лицу ветки, заставил…