Я молчу.

– Дело в том, – продолжает он, кладя руку мне на плечо и прижимая свою щёку к моей, – что одна маленькая птичка напела мне, будто на китайца работал один паренёк из лавки портного. А потом этот паренёк и его дядя вычистили дом, забрали всё, что там было, и к тому же этот паренёк был ужасно похож на тебя.

– Мальчик! – кричит Питер со ступенек.

Незнакомец отпускает меня. Проворно, словно ртуть, он вскакивает из-за стола и протягивает руку.

– Рад встрече, Атан. Я уверен, что мы скоро снова увидимся. Очень скоро.

Он берёт у Питера кувшин, суёт его мне в руку и подталкивает меня к двери.

– Не забудь обо мне, ладно? Уж я-то тебя не забуду. – Он ухмыляется. – Обещаю.

Я бегу прочь от постоялого двора. Мои ноги скользят по булыжной мостовой, и, добежав до дома, я ныряю внутрь и закрываю дверь на засов. Опустив тяжёлые ставни, я спускаюсь на кухню и запираю дверь во двор.

И только после этого я бегу наверх с сидром. В комнате всё выглядит как обычно. Мама и дядя смеются и пьют. Битти уже легла спать, а Полли листает ноты. Комната залита жёлтым светом, в ней тепло и уютно.

Взяв огарок свечи, я выхожу на крыльцо. Темнота кажется ещё темнее, а холод – холоднее.

Я сворачиваю за угол дома, снова проверяю окна и двери и останавливаюсь в кухне. Прижавшись щекой к стеклу, я всматриваюсь в тёмный двор. Крупными хлопьями падает снег. Он ложится на кусок шёлка, самодельный курятник, на палки, которые я собрал во дворе у плотника. Никакого незнакомца со шрамами, превращающегося в снеговика. Но у меня всё равно такое чувство, словно сзади кто-то крадётся, и по моему телу пробегает дрожь.

Интересно, он всё ещё в «Грифоне»? Или караулит меня в темноте, а снег падает на его изуродованное лицо?

Вернувшись в комнату, я сажусь на постель и вытаскиваю из-под подушки сферу. В пламени свечи маленькие полумесяцы из слоновой кости светятся белым, а между ними рассеяны звёзды из чёрного дерева. Я глажу дерево пальцами. Кажется, внутри ничего нет, никакого зазора между верхней и нижней частями.

– Ах, мистер Чэнь, – говорю я. – Зачем вы всё так усложнили?

Вдруг на мостовой раздаются шаги. Кто-то идёт по дороге. Он останавливается перед лавкой. Я подкрадываюсь к окну и всматриваюсь в грязное стекло.

В темноте вихрем кружатся снежинки. Кто-то стоит и ждёт под окном.

Это он. Я вижу шпагу.

Он делает шаг вперёд.

Я жду.

Внизу гремит ручка входной двери, но я её запер, а человек по-прежнему стоит на мостовой, смотрит на окна, а потом качает головой и идёт дальше.

Я слежу за домом, ожидая, что он снова появится из-за угла, но снег продолжает падать, и его не видно.

Подняв оконную раму, я высовываюсь на улицу.

Снаружи всё белое. Исчезли даже его следы.

Стоит почти мёртвая тишина. Слышен только слабый шорох падающего снега, заглушающего все звуки города.

Я закрываю окно и смотрю на часы напротив лавки.

Потом смотрю на улицу.

Прислушиваюсь к биению своего сердца. Оно стучит всё медленнее и спокойнее.

Полночь. Возможно, я зря беспокоюсь. Возможно, он просто один из тех людей, кто любит пугать таких, как я. Может быть, он не имеет к убийству мистера Чэня никакого отношения. Правда, до сегодняшнего дня я его никогда не видел.

Полли ложится спать, и дядины башмаки грохочут по лестнице.

– Доброй ночи, Молл! – кричит он из лавки и шумно хлопает дверью.

Я смотрю, как он ковыляет вниз по улице и заворачивает за угол, прочь из города. Потом он пойдёт домой по замёрзшим тележным колеям между тлеющих груд мусора.

Я перекатываю сферу по кровати.

Десять тысяч гиней.

Я должен найти другую работу. Что угодно. Какую-нибудь дневную работу, чтобы я смог закончить свою птицу и чтобы мама не отдала меня в золотари. И тогда, может быть, мне удастся выиграть эти деньги.

Мимо окна пролетел маленький комок снега.

Завтра я буду ходить по домам, стучать в двери и спрашивать, не нужен ли кому мальчик на побегушках. Заниматься уборкой, передавать послания, присматривать за лошадьми, курами – всё что угодно. Это нас не озолотит, но я смогу немного зарабатывать, помогать Полли и носить Битти, чтобы бабка не занималась домом в одиночестве.

А по вечерам буду работать над машиной.

Мои пальцы скользят по сфере, переворачивая её, пытаясь нащупать хоть какое-нибудь отверстие или выдвижной ящичек. Она похожа на кусок дерева, но он не цельный. Точки расходятся в разных направлениях, а луны и звёзды образуют узор. Десять лун и десять звёзд.

Я топаю по комнате, делая вид, будто ложусь спать, пока мама поднимается наверх. Она останавливается у двери, прислушивается и идёт дальше. Как только она уходит, я нарушаю обещание. Я сажусь на подоконник и поднимаю раму, пока в комнату не врывается морозный воздух.

Сунув сферу в карман куртки, я вылезаю наружу и вот уже стою на подоконнике по другую сторону окна. На улице очень холодно, и снег падает мне на голову и на куртку. Если бы я мог различить цвет своих пальцев, уверен, они были бы белыми.

Я свешиваюсь на кончиках пальцев с подоконника и бесшумно спрыгиваю на улицу. Всё вокруг покрыто белейшим, сверкающим, чистым снегом.

Он хрустит у меня под ногами, я подхожу к витрине лавки и останавливаюсь у высокой стены заднего двора. Электрический ящик по-прежнему там, на вершине стены, почти невидимый под веткой ежевики. Я улыбаюсь, потому что знаю, что незнакомец со шрамами прошёл мимо него и ничего не заметил.

Я забираюсь на ящик и соскальзываю со стены во двор. Куры начинают лениво кудахтать.

– Тише, девочки, это всего лишь я, – успокаиваю я их.

Скрипя зубами, я беру электрический ящик и кладу его на солому. Деревянные лопасти и медный двигатель уютно лежат бок о бок, и я беру кусок клеёнки и прикрываю их от снега. Надеюсь, снег не успел причинить им вреда, ведь они пролежали на улице совсем недолго. И если мне удастся уговорить Тода перенести их на его чердак, они будут в безопасности.

Тод.

Я поднимаю голову.

Слева от меня с крыши тянется водосточная труба, и я обхватываю её рукой, чтобы забраться на парапет. Металл такой ледяной, что у меня горят пальцы, поэтому я стараюсь двигаться как можно быстрее и лезу прямо через облако сажи и дыма из нашей трубы, пока не перекатываюсь в водосток.

Хотя всё небо закрыто летящим снегом, на улице не совсем темно. Где-то высоко светит луна, и если облака рассеются, город будет выглядеть сказочно.