ДАВАЙ, ЭЛ!

Эл пешком перебрался на другую сторону моста к ближайшейтелефонной будке, позвонил приятелю-холостяку и сказал, что, если тот вытащитиз гаража зимние шины для «ягуара» и привезет их на 31-е шоссе к мосту заБарром, то получит пятьдесят долларов. Приятель объявился через двадцать минут,одетый в джинсы и пижамную куртку. Он оглядел место происшествия.

– Прикончили кого-нибудь? – спросил он.

Эл уже поднимал домкратом заднюю часть машины, а Джекотвинчивал гайки.

– К счастью, нет, – сказал Эл.

– Ладно, по-моему, все равно лучше мне двигать обратно.Заплатишь завтра.

– Отлично, – сказал Эл, не поднимая глаз.

Вдвоем они без происшествий сменили шины и вместе поехалидомой к Элу Шокли. Эл поставил «ягуар» в гараж и вырубил мотор.

В темноте и тишине он сказал:

– Я завязываю, Джекки. Хватит, приехали. Сегодня я убилсвоего последнего марсианина.

И теперь, потея в телефонной кабине, Джек вдруг подумал, чтоникогда не сомневался – Эл способен довести дело до конца.

Домой он тогда поехал на своем фольксвагене, включил радиои, словно чтобы охранить предрассветный дом, какая-то группа снова и сновапринялась повторять нараспев:

БУДЬ, ЧТО БУДЕТ, ТАК И СДЕЛАЙ... ТЕБЕ ЖЕ ОХОТА... БУДЬ, ЧТОБУДЕТ, ТАК И СДЕЛАЙ. ТЕБЕ ЖЕ ОХОТА...

Неважно, громко ли прозвучал пронзительный визг шин и удар.Стоило зажмуриться – и Джек видел то единственное смятое колесо, поломанныеспицы торчали в небо.

Когда он вошел в дом, Венди спала на диване. Он заглянул вкомнату к Дэнни, Дэнни лежал на спине в своей кроватке, погруженный в глубокийсон, рука все еще покоилась в гипсе. В просачивающемся с улицы мягком светефонарей Джеку были видны темные строчки на известковой белизне – там, где нагипсе расписались врачи и сестры педиатрии.

ЭТО НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ. ОН УПАЛ С ЛЕСТНИЦЫ.

(ах ты грязный лжец)

ЭТО НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ. Я ВЫШЕЛ ИЗ СЕБЯ.

(ты, пьяница, мать твою, кому ты нужен, видно когда-тоГосподь

высморкал из носа соплю – так это был ты)

ПОСЛУШАЙТЕ, ЭЙ, НУ ЛАДНО, ПОЖАЛУЙСТА, ПРОСТО НЕСЧАСТНЫЙСЛУЧАЙ.

Но перед глазами встал прыгающий в руках фонарь – ипоследняя мольба улетела прочь. Они тогда рыскали в высохших к концу ноябрясорняках, искали распростертое тело, которое, по всем канонам, должно было тамоказаться, и ждали полицию. Неважно, что за рулем был Эл. Бывали и другиевечера, когда машину вел Джек.

Он натянул на Дэнни одеяло, прошел в спальню и с верхнейполки шкафа снял «Спэниш Льяму» тридцать восьмого калибра. Пистолет хранился вкоробе из-под ботинок. Он битый час просидел на кровати, не выпуская револьвераиз рук, зачарованный смертоносным блеском.

Уже светало, когда Джек сунул его обратно в коробку, акоробку – обратно в шкаф.

В то утро он позвонил начальнику отдела Брюкнеру и попросилперенести его уроки. У него грипп. Брюкнер согласился – куда менее вежливо, чемэто принято обычно. В последний год Джек Торранс был в высшей степени подверженгриппу.

Венди сделала ему яичницу и кофе. Они ели в молчании. Ононарушалось лишь шумом на заднем дворе, где Дэнни здоровой рукой радостно гонялгрузовики через кучу песка.

Венди взялась мыть посуду. Не оборачиваясь, она сказала:

– Джек. Я тут думала...

– Правда? – Дрожащими руками он зажег сигарету. Странно, нов это утро никакого похмелья не было. Только дрожь. Он моргнул. В наступившейна краткий миг тьме на ветровое стекло налетел велосипед, стекло покрылосьтрещинками. Шины взвизгнули. Запрыгал фонарь.

– Я хотела поговорить с тобой о том... о том, как нам сДэнни будет лучше. Может быть, и тебе тоже. Не знаю. Наверное, надо былопоговорить об этом раньше.

– Сделаешь для меня кое-что? – спросил он, глядя на дрожащийкончик сигареты. – Одно одолжение?

– Какое? – голос Венди был безрадостным, бесцветным. Онпосмотрел ей в спину.

– Давай поговорим об этом ровно через неделю. Если у тебяеще будет желание.

Теперь она повернулась к нему, руки были в кружеве мыльнойпены, хорошенькое личико – бледным и лишенным иллюзий.

– Джек, твои обещания ничего не стоят. Ты просто-напростопродолжаешь свое...

Она замолчала, завороженно глядя ему в глаза, внезапнопотеряв уверенность.

– Через неделю, – сказал он. – Его голос лишился своей силыи упал до шепота. – Пожалуйста. Я ничего не обещаю. Если у тебя тогда еще будетжелание поговорить, мы поговорим. Обо всем, о чем захочешь.

Они долго смотрели друг другу в глаза через залитую солнцемкухню. Когда она, не сказав больше ни слова, вернулась к посуде, Джека затрясло.Господи, как ему надо было выпить. Один только маленький глоточек, просто,чтобы все стало на свои места...

– Дэнни сказал, ему приснилось, что ты попал в аварию, –отрывисто сообщила она. – Иногда ему снятся забавные сны. Это он сказал сегодняутром, когда я его одевала. А, Джек? Ты попал в аварию?

– Нет.

К полудню страстное желание выпить перешло в легкуюлихорадку. Он поехал к Элу домой.

– Сухой? – спросил Эл прежде, чем впустить его. Выглядел Элужасно.

– Суше некуда. Ты похож на Лона Чейни в «Призраке оперы».

– Ну, давай, заходи.

Весь день они на пару играли в вист. И не пили.

Прошла неделя. Разговаривали они с Венди не слишком-томного. Но Джек знал, что она недоверчиво наблюдает за ним. Он глотал кофе безсахара и нескончаемое количество кока-колы. Однажды вечером он выпил целуюупаковку – шесть банок – а потом помчался в ванную и все выблевал. Уровеньспиртного в стоявших в домашнем баре бутылках не снижался. После уроков онотправлялся домой к Элу Шокли – такой ненависти, как к Элу Шокли, Венди в жизнини к кому не испытывала! – а когда возвращался домой, она готова былапоклясться, что от Джека пахнет шотландским или джином, но он разговаривал сней до ужина внятно, пил кофе, после ужина играл с Дэнни, делясь с нимкока-колой, читал ему сказки на ночь, потом садился проверять сочинения,поглощая при этом черный кофе чашка за чашкой, и Венди пришлось признатьсясамой себе, что она была неправа.

Недели шли. Невысказанные слова перестали вертеться накончиках языков. Джек чувствовал, как они отступают, но знал, что насовсем онине отступят никогда. Дела пошли получше. Потом Джордж Хэтфилд. Джек снова вышелиз себя, но на сей раз был трезвым, как стеклышко.