— Рита?! — чуть не подавился Генка.

— Да, ее Маргаритой звали. Очень хорошая быладе­вушка. — Афонькина вздохнула. — И вот погибла в автокатастрофе. В самомначале зимы. И вместо того, чтобы вести Риту в загс, Вовочка повез ее на кладбище.

— На собачье? — брякнул Макс.

Самокатов пнул друга под столом. А Горохов ужеи сам понял, что сморозил глупость. Но слово — не воро­бей, вылетит — непоймаешь.

К счастью, учительница не расслышала.

— Риточка хотела стать врачом, — с грустьюпродол­жала она. — Училась на третьем курсе мединститута.

— А какая у нее была фамилия? — вкрадчиво осве­домилсяГенка.

— Курочкина.

«Ни фига себе!» — подумал Самокатов.

«Вот это фишечка!» — подумал Горохов.

А Афонькина вся ушла в воспоминания:

— Вовочка ее так любил, так любил! Прямо душив ней не чаял... И сейчас любит. Каждый день к ней на могилку ходит. Я емуговорю: «Вовочка, ну что подела­ешь. Надо жить дальше. Найди себе другуюдевушку». А он мне отвечает: «Нет, мамочка, мне никто не нужен. Только Рита».Бедный мальчик... — Мария Сергеевна всхлипнула.

Кап — капнула в ее чашку слезинка.

— ...Они уж и квартиру себе купили. И решили:если у них родится девочка — Машенькой назвать. В мою честь. И вот все пошлопрахом. Ритули больше нет. А Вовочка так тоскует...

Кап — капнула в чашку еще одна слезинка.

Конечно, нехорошо продолжать столь печальныйдля учительницы разговор. Но ребята должны были все выяснить до конца.

Поэтому Макс осторожно произнес:

— А вы бы, Марья Сергевна, посоветовали емусоба­ку завести.

— Чтоб не тосковал, — прибавил Генка.

— Ну что вы, мальчики, — махнула морщинистойручкой Афонькина. — Вовочку в четыре годика укусила овчарка. С тех пор он нелюбит собак.

«Собак не любит, а каждый день на собачьекладби­ще ходит», — отметил про себя Самокатов. А вслух спросил:

— А вы были на Ритиных похоронах?

— Нет, не была. Вовочка мне не позволил. Онска­зал: «Я хочу, мамочка, чтобы ты запомнила Риту живой».

— А после на кладбище ходили? — поинтересовалсяГорохов.

— Нет, не ходила. Вовочка мне сказал: «Я,мамочка, за двоих буду на могилку ходить».

«Знала бы она, на какую могилку ходит ее Вово­чка,— подумал Макс. — Точно бы офонарела».

— Ой, что же я на вас, мальчики, тоску-то наго­няю,— спохватилась Афонькина. — Расскажите лучше о себе. Как вы учитесь?..

Мальчишки рассказали Марии Сергеевне о себе,доели пельмени и, попрощавшись, вышли на улицу.

И сразу же принялись горячо обсуждать услышан­ное.

— Ни фига себе! — восклицал Генка. — Выходит,Курочкина существует на самом деле!

— Существовала, — поправил его Макс. — Она жепогибла.

— Я в этом не уверен.

— Так ведь Марья Сергевна сказала.

— Мало ли что она сказала.

— Ты думаешь, Вовочка ей лапшу на уши навешал?

— Вполне возможно... Да-а. Я смотрю, тут сплош­ныезагадки.

— А до разгадки нам, как до луны, — добавилГоро­хов. — Хотя... — Он в раздумье потер лоб.

— Что «хотя»?

— Постой, постой, Самокат, — Макс продолжалусиленно тереть лоб. — Марья Сергевна говорила, что они заявление в загсподавали. Так?

— Ну, так.

— А в это заявление вносятся все данные оженихе и невесте.

— Откуда ты знаешь?

— У меня же мамаша в загсе работает.

— Ты хочешь сказать — в заявлении есть адресКу­рочкиной?

— Вот именно!

— А если заявление уже выкинули?

— А если не выкинули?

— Они же его еще в начале зимы подавали.

— Ну и что? Мать говорила, что в загсах ничегопро­сто так не выкидывается.

— Надо бы, конечно, проверить, — сказал Генка.— Вот только в какой загс они подавали заявление?

— Заявления подаются в районные загсы по меступрописки, — со знанием дела объяснил Горохов. — Значит, скорее всего, Афонькини Курочкина подали за­явление в загс нашего района.

— Почему нашего?

— Да потому что Афонькин купил квартиру Красав­цевой.И наверняка в ней прописался.

— Точно, Горох! А где здесь загс?

— На Фонтанке. Как раз там моя мать иработает.

— Класс! Ну что, гребем на Фонтанку?!

— Гребем!

У входа в загс стояло множество машин сразноцвет­ными ленточками и куклами на капотах. В дверь то и дело входилиженихи с невестами, а выходили уже мужья с женами.

— Ты меня, Самокат, тут подожди, — сказал Горо­хов.— Я сейчас все узнаю.

И Макс скрылся за дверью загса.

Генка отошел к парапету и, облокотясь, началгля­деть на мутную воду Фонтанки. В голове у него закрутилась дурацкая песенка:«Чижик-пыжик, где ты был?» — «На Фонтанке водку пил...»

Вскоре появился Горохов. С улыбкой до ушей. Вру­ке он держал «Заявление о вступлении в брак» Афонь­кина и Курочкиной. Онопредставляло собой стандарт­ный бланк-вопросник.

Из письменных ответов Курочкиной мальчишки уз­нали,что Рита родилась в Питере, в браке ранее не состояла и — самое главное! — жилапо адресу: Поганый тупик, 9.

— Это чистейшая залепуха! — убежденно восклик­нулСамокатов. — Такого названия быть не может!

— А вот и может, — возразил Горохов. — Я покарте смотрел.

— По какой карте?

— У матери на работе телефонный справочникесть, и там, в самом конце — карта города. Поганый тупик находится недалеко отВитебского вокзала.

— Ни фига себе, — сказал Генка.

— Странно только, что Курочкина номер квартирыне указала.

— Наверное, это частный дом.

— Откуда у Витебского вокзала частные дома?Там же почти центр.

— М-да. И правда, странно.

Макс сплюнул в Фонтанку.

— Ну что, Самокат, рулим в Поганый тупик?

— Рулим, Горох.

И «прирулили» ребята... на кладбище. Но на сейраз не на собачье. Впрочем, оно мало чем отличалось от собачьего. Те женадгробия, те же цветочки с веночками на могильных плитах... Только вместо кар­ликадорожки подметал великан под два метра ростом.