Натан уставился на Вудса, не зная, что сказать. Он почти завидовал прошлому англичанина, насыщенности его жизни по сравнению с мучительной пустотой его собственного существования…

— Должно быть, такая жизнь почти не оставляет свободного времени, — сказал он.

— Для чего?

— Не знаю… чтобы заботиться о семье, например… Вы никогда не были женаты? У вас нет детей?

— Детей? Нет. У меня были связи, более или менее серьезные, но такого рода деятельность окружает вас атмосферой секретности, и жизнь начинает состоять из патологической лжи. Вначале удается избегать затруднительных вопросов, затем доверие ослабевает и… короче, нет, у меня никого нет.

— Но теперь вы живете обычной жизнью…

— Когда живешь один, приобретаешь склонность к дурным привычкам.

— Вы сожалеете об этом?

— Не думаю. Я не даю чувствам волю, запираю их в ящики на два оборота ключа. До сих пор это работало. Возможно, однажды все это снова внезапно возникнет и доконает меня. Хочу, чтобы это случилось как можно позднее… на смертном одре.

Натан злился на себя за то, что проявил бестактность. Он чувствовал, что Вудс ответил ему исключительно из вежливости, и хотел извиниться, но англичанин вернул разговор в прежнее русло, захлопнув дверь в свою личную жизнь:

— Моя работа здесь состоит в том, чтобы всесторонне анализировать каждое произведение. Некоторые книги, поврежденные, как и ваш манускрипт, требуют для прочтения одной лишь реставрации, другие содержат зашифрованные фрагменты, которые я должен разгадать, чтобы извлечь реальный смысл. Пойдемте, я отведу вас в мастерскую.

Эшли Вудс решил разместить свою лабораторию в огромном подвале. В неярком свете потолочных светильников разделенные промежутками в ряд стояли четыре деревянных стола. Все они были в идеальном порядке. На каждом из них стоял компьютерный монитор и маленькая рабочая лампа. На полу лежал серый линолеум, а стены были из серо-зеленого бетона. В глубине комнаты виднелась дверь из нержавеющей стали, снабженная вертикальной ручкой, — вход в сейфовое помещение.

Англичанин пошел первым и подал Натану знак следовать за ним. Он уперся в рукоятку, открыл дверь и проник в шлюзовую камеру. Там он протянул Натану белый комбинезон и латексные перчатки, затем они преодолели еще одну дверь, прежде чем оказаться в длинном зале, облицованном белым кафелем. По обеим сторонам комнаты стояло внушительное высокотехнологичное оборудование: подвесные мониторы, клавиатуры, соединенные с огромными машинами, цифровые камеры, оптические микроскопы или электронная развертка,[22]фотокамеры, лампы ультрафиолетового излучения… На стене в глубине зала стеклянный проем позволял увидеть маленькую лабораторию, в которой теснился стеклянный инвентарь: пипетки, дистилляторы, тигели,[23]нагреватель, лотки для выращивания микроорганизмов, низкотемпературные камеры… вероятно, предназначенные для химических и биологических анализов.

— Большинство инструментов, которые я здесь использую, позаимствованы из передовых научных технологий от снимков до геологических систем, используемых для определения природы почвы и ее различных слоев. Здесь вы видите томографический сканер с фотоновым излучением. Вон та маленькая камера позволяет, благодаря своему широкому цветовому спектру, различить два комплекта письменности. Нередко случается разыскать редкие тексты в стертом состоянии, и, чтобы повторно использовать носитель информации, применяется принцип палимпсеста.[24]Также используется невидимый «черный» свет, ультрафиолетовое излучение, как тот, что вы можете увидеть здесь. Он делает чернила яркими и флуоресцирующими.

Быстрым движением пальцев Вудс открыл маленькую витрину, запертую с помощью цифрового кода, через которую можно было разглядеть уложенные в ряд старинные книги, герметически упакованные в небольшие пластиковые пакеты. Библиотекарь взял один из них, приблизился к Натану и протянул ему рукопись.

— Держите, это манускрипт Элиаса.

Натан застыл на месте. При одном взгляде на книгу у него потемнело в глазах. Он почувствовал, как сильно забилось сердце. Он держал эти страницы в руках, они ему принадлежали…

— Давайте… возьмите его!

Натан двумя руками взял манускрипт и погладил обложку кончиками одетых в перчатки пальцев. Это был маленький плотный и увесистый блокнот. Наружная кожа сильно сморщилась, истрепалась от времени.

— Это велень,[25]кожа мертворожденного теленка, которую выдубили и шлифовали, пока она не стала достаточно тонкой и мягкой, чтобы за нее не цеплялось перо.

Нестерпимо желая прочесть первые слова Элиаса, Натан осторожно поднял обложку. Однако с течением времени кожа была сильно источена, повреждена микроорганизмами, изъедена плесенью, которая коричневатыми концентрическими завитками то тут, то там распространилась по бумаге. Можно было даже увидеть маленькие дырочки, прогрызенные червями в кожной массе. Текст был абсолютно неразборчив. Тем не менее на форзаце Натан смог различить черты лица, нарисованные пером… Вероятно, лицо Элиаса.

— Я вас предупреждал, это колоссальная работа. Предварительный анализ позволил достаточно точно установить дату написания произведения. Чернила, которые здесь использовались, состоят из смеси ламповой сажи с добавлением жирового вещества, гуммиарабика.[26]Также присутствуют следы меда. Эта техника в свое время широко использовалась.

— Вам действительно удалось что-нибудь извлечь из этих страниц?

— Да, хотя сомневаюсь, что дойду до конца произведения, некоторые страницы полностью разрушены. Книга подверглась серьезному негативному воздействию. Посмотрите, некоторые обуглившиеся части указывают на то, что книга пережила пожар. Лелло, со своей стороны, взял пробы плесени, чтобы определить, не представляют ли они риск для дальнейшей сохранности книги. К большому счастью, плесень погибла, полностью обезвожена. В целом результаты можно назвать позитивными, что означает, что я нормально смогу интерпретировать большую часть текста.

— Впечатляюще!