— Наконец-то дорогу ремонтируют. Давно пора. На этом участке машину вечно трясет.

Бауэр поинтересовался, пойдет ли Порта вечером в «Рыжую кошку».

— Придут Лизхен и Барбара. Будет та еще веселуха.

— Пойду, конечно, — ответил Порта. — Но пробуду там только до десяти часов. Потом отправлюсь на открытие нового публичного дома в Мюнхенер гассе.

Наш грузовик обогнала, завывая сиреной, санитарная машина.

— Господи, что еще стряслось? — произнес Старик.

— В сирене санитарной машины всегда есть что-то зловещее, — с беспокойством сказал Бауэр.

— Может быть, роды с осложнениями, — сказал Мёллер. — У моей жены было кровотечение, когда она рожала второго. Ее быстро отвезли в больницу. И она, и ребенок были на волосок от смерти.

— Видели новую девицу, которая появилась в столовой второй роты? — спросил Плутон. — Та еще цыпочка.

Тут машина ухнула в глубокую выбоину, и мы все повалились в кучу. Порта яростно крикнул водителю:

— Не видишь, куда едешь, тупой болван?

Ответ водителя заглушил шум мотора.

Из-за темных туч выглянуло солнце.

— Погода разгуливается, — сказал Штеге. — День будет ясным. Я встречусь с девушкой, с которой познакомился вчера вечером.

Порта засмеялся.

— Какого черта ты всех своих краль водишь кататься на лодке? У вас небось всегда мокрые задницы. Все лодки, которые сдает напрокат этот старый осел, залиты водой до середины. Пошли лучше со мной в Мюнхенер гассе. Девицу возьми с собой.

— У тебя вечно девицы на уме, — раздраженно сказал Мёллер.

— Послушай, твое преподобие, — угрожающе заговорил Порта. — В последнее время ты слишком много скулишь. Мы не суемся в твои кроссворды или разговоры со священником за закрытыми дверями. Развлекайся по-своему, а мы будем по-своему. Вот отправимся снова на фронт, там посмотрим, чего ты стоишь, шлезвигский ханжа.

Мёллер вскочил и снова яростно замахнулся на высокого, худощавого Порту. Но Порта сделал нырок, и большой кулак Мёллера прошел на сантиметр от цели. Берлинец ловко ударил Мёллера ребром ладони по горлу, и тот грузно повалился.

Штеге оттолкнул его, чтобы освободить место для наших ног.

— Сам виноват, — сказал Старик. — Хоть мы и должны принимать во внимание его возраст. Большинству из нас он годится в отцы. Я поговорю с ним, когда вернемся.

— Когда-нибудь я превращу в блин его кислую рожу, — сказал Порта со свирепой усмешкой.

Плутон сказал, что слышал, будто нас переводят на большой танковый завод, где мы будем испытывать новые танки, названные «королевскими тиграми».

— Тебе это наверняка сказал твой друг «Задница в сапогах», — съязвил Штеге.

— Какого черта ты все время меня подкалываешь? — яростно напустился на него Плутон.

— Ты еще спрашиваешь, гамбургский недотепа? — воскликнул Старик. — Это что, обычные стрельбы? Неужели ты совершенно бесчувственный?

К нашему удивлению, Старика перебил старый унтер:

— Не лучше ли вам всем успокоиться?

Грузовик свернул на грунтовую дорогу, разъезженную тяжелыми машинами и танками.

Мёллер встал и отодвинулся от нас как можно дальше. Лицо его было кислее обычного.

Молчание нарушила девушка.

— Есть у кого-нибудь сигарета или аспирин?

Мы несколько секунд смотрели на нее, одетую в старое рабочее обмундирование.

Штеге протянул ей сигарету. Дал прикурить от зажигалки, которую купил во Франции три года назад. Рука его дрожала.

Мы все начали торопливо шарить по карманам.

Порта крикнул в кабину:

— Аспирин у кого-нибудь есть?

Пауст опустил стекло дверцы и насмешливо зарычал. Мы все увидели его крепкие белые зубы.

— Таблетки у меня только в пистолетной обойме. Излечивают наверняка. У кого там головная боль?

— У девушки.

Долгое молчание. Потом смущенное:

— А.

Стекло опустилось. Слова Порты: «Грязная собака!» Пауст предпочел пропустить мимо ушей.

— Нет аспирина, и ладно, — апатично сказала девушка. — Скоро все пройдет.

— Сделаете для меня кое-что? — спросил старый унтер. И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я из Семьдесят шестого артиллерийского полка. Сходите к унтер-офицеру Брандту из четвертой батареи. Скажите, пусть позаботится, чтобы жена получила мои деньги. Она живет вместе с женой моего старшего сына в Дортмунде. Сделаешь ты это для меня? — обратился он к Штеге.

Штеге забормотал:

— Да, да, конечно. Что вы…

Плутон перебил его:

— Старина, он только все испортит. У меня в Семьдесят шестом есть приятель, штабс-фельдфебель Пауль Грот. Знаешь его?

— Да, Грота я хорошо знаю. Он из второй батареи. Потерял ногу под Брест-Литовском. Передай ему привет от Газовщика. До войны я работал газовщиком, — добавил старый унтер.

Девушка с интересом подняла взгляд, в ее мертвое лицо вернулась жизнь.

— Сделаете и для меня кое-что? — негромко спросила она Плутона. — Дайте листок бумаги, пожалуйста.

Ей протянули по меньшей мере десять карандашей и блокнотов. Старик протолкался к девушке и дал складывающуюся армейскую открытку.

Девушка писала быстро, нервозно, перечла написанное, заклеила открытку и протянула Плутону.

— Отправишь?

— Непременно, — лаконично ответил Плутон и сунул ее в карман шинели.

— Если доставишь лично, получишь бутылку шампанского, — сказала девушка, нервозно запинаясь, И критически осмотрела здоровенного докера в замасленной форме танкиста. Он стоял с винтовкой в руке, сдвинув каску на затылок и слегка расставив ноги в коротких, блестящих сапогах. Черные брюки пузырились. Короткий китель с серебряными черепами на петлицах оттягивал вниз небрежно надетый нагрудный патронташ из черной кожи, из которого выглядывали кончики пуль.

— Мне ничего не нужно, — произнес с запинкой обычно бойкий Плутон. — Письмо будет у меня в сохранности. Я лучший в стране почтальон.

— Спасибо, солдат. Я никогда этого не забуду.

— Не за что, — ответил Плутон.

Мы ехали дальше в молчании. Солнце уже полностью вышло. Стало тепло.

Кто-то принялся насвистывать:

Fruk Morgens, wenn die Hahne krahen…[21]

Несколько человек стали напевать. Неожиданно все умолкли и смущенно переглянулись. Ощущение было таким, будто мы совершили богохульство в соборе с молящимися.