не будем? Или будем? — Егор тряхнул бычару. — Где женщины?

— А мы что, мы послы, чисто хотели Серафиму пригласить на разговор к папе. Эту вашу рыжую дуру по пути встретили, хлыстом размахалась. Ну скрутили её и увезли наши парни. А монашка увидела, давай орать, бежит крестом машет, под колеса бросилась. Ну, и её заодно. Мы ж по — тихому хотим. Уберите снайпера. К папе Сима пусть приедет и все они порешают. Лады? Отпустите. Мы даже не знаем, где их держат. Мы тут, чисто подежурить!

— Разведчики хреновы, я вас ещё пару часов назад срисовал, — Володя указал взглядом на бинокль и отстегнул наручники. Адрес вашего Папаши?

— Так его земли у вас по соседству, не знали? А дом по реке вниз, километров 6 вниз. Белый такой. У любого спросите, сопроводят.

— Понял, принял, через час ждите гостей. Милки, заводи коня.

⠀ Джип газанул и рванул на трассу, Нива затряслась по полю к дому.

— А че это было — то? Зачем в нас палили?

— А я что говорил, три дебила — это сила, — усмехнулся дознаватель.

⠀ Когда белая в ржавых пятнах колымага подрулила к крыльцу, высыпали все Кондратовы и местные жители. Забросали тревожными вопросами. Но ответов не было.

— Семейный сбор, — скрипучий голос скомандовал с балкона второго этажа.

⠀ Вся семья собралась в комнате с деревянными стенами, в которой единственным предметом мебели был стол и длинные шероховатые скамьи из грубо отесанного дерева.

⠀ — Где девочки? — грозно посмотрела Венера на Егора. Лицо её превратилось в вымоченный урюк. Платок бабуля повязала, словно бандану, от чего её легко можно было принять в куртке — милитари за старого сутулого пирата. А рядом одноглазый кок, подливал услужливо главарю мятной настойки.

— А че ты на меня то смотришь? Чуть что Егор, — осерчал здоровяк и закашлялся.

— Они у Папы, кто он такой, сосед ваш, не прикидывайся, что не знаешь. Какие у вас тут разборки с ним? Стоило мне полгода не появиться, уже, как грится, накуролесили.

— Да, пусть едет Сима и говорит, мы тут при чем? Стопудово, она в теме. Хвостом вертела, небось, с папиком, — Егор решил поумничать.

— А если б это твоя дочь была? Отправил бы поговорить, етить твою коромыслом, — не выдержал глава семейства и грохнул бутылем по столу.

Настойка цвета киви вихрем закружилась в стекле.

— Ну она ж не моя, — Егор достал сигарету.

— Положь на место, тут не курят, а она как раз самая что ни на есть твоя! — Венера Степановна сверлила взглядом сына.

— Мам, я свои курю всегда!

— Егор! Не дерзи. Серафима твоя. Твоя дочь.

⠀ В этот момент в комнату, где проходило семейное собрание, открылась дверь. В проёме застыли две фигуры. Черноволосая Сима, и белобрысый Милки.

— А Милки — это все, что говорил парнишка, когда я его нашла. Это женщины говорили в той секте, что он маленький был, всем говорил, когда мать исчезла. Мол, я Милкин сын. Милкин. Сын. Они его отравой пичкали, чтоб он все забыл. Всё, что он помнил о непутевой своей матери — Милкин. Чтоб не тревожить душу растерзанную парнишке, тут, в приюте нашем, мы его и прозвали Милки.

— Мама!? — в один голос произнесли братья и сестры Кондратовы.

По лестнице, кубарем скатившись, улетел Милки. Слышно было, как хлопнула дверь до дрожи деревянных перекрытий дома.

— Милки, Мил? — следом выбежала Сима. — Теперь ты не один, ты же мечтал. Мил, ну, прости бабулю. Она как лучше хотела. Боялась, что сбежишь.

Милки прыгнул в Ниву, как назло развалюха побрюзжала и не завелась. Серафима попыталась открыть дверь через полуоткрытое окно, просунув руку в салон. Парень нажал на кнопку блокировки.

— Ты знала?

— Недавно.

— Имя мое знаешь?

— Знаю.

— Я его не помню, и мать не помню. Помню отца Сергия. Кто мой отец?

— Ты Мишка, поэтому ты, видать, привык быстро к прозвищу. Про отца это к баб Вене. Честно, малыш, не знаю.

— Я доверял тебе, как своей, — Мишка утер нос рукавом толстовки. Всхлипнул. Отвернулся.

— Мил, мы самые что ни на есть свои, хоть и двоюродные, брат и сестра. Ты жертву из себя не строй, жил бы там на своем острове, жрал бы корешки и молился в ожидании конца света. Ты хоть знаешь, что в секте ты был? А твой этот Сергий преступник. Он то на земле жил, а тебя сослал на остров, там дети жили без матерей, чтоб искушения типа не было, вдали от козней Дьявола: электричество, удобства. книги. телефон. Это все сатана. Вот твой обожаемый святой и есть Дьявол. Детей держать в землянках, а вы там рыбу ловили его женам, сушили, выращивали коноплю. Знаешь? Да, чтоб ты все это забыл, баб Веня сделала все. В ноги бы упал. И молился на нее. А он помнит Отца Сергия, — Серафима изобразила ангела, и замахала руками, быстро — быстро, словно сейчас взлетит.

Милки засмеялся. Оттаял.

— Я помню, что там, в землянке, было всегда холодно и яйца мерзли. Вечно синие и вжатые.

— Блин, вот ты даешь, рассматривал что — ли? — Сима хихикнула.

— А что там еще делать, девчонки были на другом острове, мы пытались доплыть, так двое наших утонули. Почему она меня бросила? Она мать?

— Спроси!

— А ты бы спросила у отца?

— Конечно, я всю жизнь об этом мечтала. Увидеть, обнять, а потом спросить: где ты так долго был, папа?

— Неужели нет злости?

— Счастье, всю жизнь думала — гадала, где он, что он. А он…вот он, только руку протяни. Теперь я знаю, что не умер, не бросил, не исчез. Он ничегошеньки не знал обо мне. Уверена, не знал. И твоя мама, наверняка, не плохая. Мы же не знаем, что там случилось. Может быть, тебя украли.

— Может быть. Ты права. Я спрошу. Когда ее найдут.

— А где она?

— Ты не знаешь? Их с Дорой люди Папы Карло забрали, ну, этоо, чтоб ты пришла. К нему.

— Жаль, что не попала.

— В кого? А, зараза, так это ты стреляла?

— Никому не говори, я думала, что это снова он. Когда вы уехали, я на нашу с баб Веней вышку и полезла, и наблюдала. Видела, что там было.

— Видела? Ты че орел?

— Нет, я "стеклышко". Бабуля рассказывала, так снайперш называли среди своих во время войны. В прицел я все видела, в оптический, — прошептала Сима последнюю фразу.

— А че ты с ним договориться не можешь? Нормальные условия папик предложил, я бы отдал эту