Кристина отвела дочь в сторонку и заметила, что за лето та опять немного поправилась, так что когда они с сестренкой отправлялись в спорткомплекс, чтобы Грейси повидалась со своим приятелем, Виктория не стала раздеваться до купальника и не отправилась в бассейн, а осталась в шортах и майке. Собственно, так она поступала всегда, когда полнела. И чуть не каждый день по дороге домой они с Грейс баловали себя мороженым. Но к тому, что мама держала в холодильнике, Виктория не притрагивалась. Не хотела, чтобы ее опять пилили.

Три недели в Калифорнии пролетели незаметно, и прощание вновь получилось грустным. На этот раз Грейс держала себя в руках, хотя и тосковала оттого, что они не увидят Викторию целых три месяца, до самого Дня благодарения. Правда, Грейси ожидала нешуточная нагрузка в школе, ведь она уже перешла в седьмой класс. Виктория с трудом себе представляла, что через каких‑то два года сестренка уже будет в старшей школе.

На втором курсе соседкой Виктории по общежитию оказалась нервная девица из Нью‑Йорка. Она явно страдала расстройством пищеварения и была неимоверно худа. После нескольких дней знакомства она призналась, что все лето провела в клинике. Виктория с ужасом наблюдала, как соседка день ото дня худеет. Ей непрестанно звонили родители и справлялись о здоровье. Виктории она сказала, что у нее в Нью‑Йорке есть парень. В колледже ей не нравилось, и Виктории приходилось делать над собой усилие, чтобы не замечать присутствующей вокруг соседки гнетущей атмосферы. Эта девушка была просто соткана из комплексов. При одном взгляде на нее Виктории хотелось от души поесть. К моменту ее отъезда в Лос‑Анджелес на День благодарения соседка приняла решение бросить колледж и вернуться в Нью‑Йорк. Какое облегчение было знать, что Виктория больше ее не увидит! Нелегко было жить в атмосфере постоянного стресса, которую распространяла вокруг себя эта девица.

Между Днем благодарения и Рождеством Виктория познакомилась с парнем. С момента поступления в колледж это был первый молодой человек, показавшийся ей интересным. Он учился на подготовительном отделении юридического факультета и вместе с Викторией слушал курс английской литературы. Это был высокий, симпатичный рыжий парень с веснушками, родом из Луисвилля, штат Кентукки, и Виктории нравилось слушать, как он растягивает слова на южный манер. Они были в одной учебной группе, и как‑то после занятий Бо — так его звали — пригласил Викторию выпить кофе. Его отец владел несколькими скаковыми лошадьми, а мать жила в Париже. Рождество Бо собирался провести у матери. Он бегло говорил по‑французски, какое‑то время даже жил в Лондоне и Гонконге. Все, о чем рассказывал ей юноша, казалось Виктории необыкновенной экзотикой, да и сам он был человеком доброжелательным, приятным и отзывчивым.

Они рассказывали друг другу о своих семьях, и Бо сказал, что после развода родителей вся его жизнь словно перевернулась. Его мать теперь постоянно переезжает с места на место, расставшись с его отцом, она снова вышла замуж, но опять развелась. На его взгляд, у Виктории была намного более стабильная жизнь, и это соответствовало действительности, однако и она тоже не считала свое детство счастливым. Она чувствовала себя чужой в родной семье, а Бо всюду ощущал себя новичком — после восьмого класса ему пришлось сменить пять школ. А недавно его отец женился на девушке двадцати трех лет, то есть мачеха всего на два года старше его. Он признался, что она пыталась его соблазнить. Оба в тот момент были пьяны, и лишь чудом ему удалось отделаться от нее. И вот теперь он боится с ней видеться. Поэтому и решил на Рождество поехать к матери. Та живет уже с новым мужчиной, на сей раз французом, от которого сын совсем не в восторге.

Все это он рассказывал словно бы и с иронией, но было что‑то очень грустное в этой истории потерянного мальчика, мечущегося между двумя эгоистичными, безответственными родителями. Бо называл себя живым доказательством того, что чем богаче предки, тем хуже детям. С двенадцати лет он общается с психотерапевтами.

Самое большее, что позволили себе Виктория и Бо, — это поцелуи и объятия накануне ее отъезда. До поездки Виктории в Лос‑Анджелес на Рождество их отношения так и оставались в этой романтической стадии. Бо обещал звонить ей из Парижа. Виктории Бо очень нравился, на нее он производил впечатление незаурядного, романтически настроенного человека. Наконец‑то ей не придется врать в ответ на расспросы родителей, можно будет честно сказать, что она встречается с парнем с подготовительного отделения юрфака. Это должно произвести на них впечатление, хотя Виктория с трудом могла себе представить, что Бо понравится ее родителям при личном знакомстве. Для них он был чересчур эксцентричен.

Во время каникул Бо ей позвонил и сообщил, что находится с матерью и ее приятелем в Швейцарии, в Гштааде. Правда, голос у него был невеселый. Но он неизменно веселил ее шутливыми эсэмэсками. Грейси интересовалась у сестры, симпатичный ли у нее кавалер, а услышав ответ, объявила, что рыжих не любит. На этот раз Виктория строго соблюдала диету. К десертам не притрагивалась, даже когда отец вслух выражал недоумение, почему это его «большая девочка» не ест сладкого. Ничто не могло поколебать его мнения о старшей дочери как о толстой сладкоежке.

За десять дней в Лос‑Анджелесе Виктория сбросила пять фунтов. С каникул они с Бо вернулись в один день, с интервалом всего в несколько часов. Все каникулы она только о нем и думала, все гадала, как скоро они окажутся в постели. Она была рада, что сберегла себя для него. Бо будет у нее первым, и она представляла, каким нежным и чувственным любовником он станет. В день приезда он сразу примчался к ней в общежитие. Видно было, что он тоже соскучился по Виктории. Они разговаривали, обнимались, целовались и много смеялись, но дальше этого не пошло. Бо не пришел в себя после перелета и вскоре отправился отсыпаться. Ничего не произошло и в последующие недели. Они ни на миг не разлучались, сидели рядом в библиотеке, а поскольку соседки у Виктории теперь не было, Бо частенько оставался у нее ночевать, но всегда ложился отдельно — на соседнюю кровать. Они подолгу целовались, Бо восхищался ее пышной грудью, но ласками все и ограничивалось. И еще он говорил, что с такими потрясающими ногами ей следует носить мини‑юбки. Казалось, он всерьез влюблен в Викторию. На девушку ее влюбленность действовала благотворно — она худела и хорошела. Ей хотелось нравиться Бо. Теперь она даже самой себе нравилась.

Шла зима. Виктория и Бо виделись часто, играли в снежки, ходили на каток, на хоккей и, конечно, в рестораны и бары. Бо перезнакомил ее со своими друзьями. Они всюду были вместе, и им было хорошо. Но время шло, а их отношения так и не становились более близкими. «Неужели и он считает меня толстухой, а хвалит только для отвода глаз? — думала Виктория. — Или он боится испугать меня своими домогательствами? А что, если неприятный эпизод с молоденькой мачехой отвратил его от мыслей о сексе? А может быть, на него так повлиял развод родителей?» Бо явно что‑то удерживало, а что — Виктория понять не могла. Было видно, что он ее хочет, их ласки делались все более жаркими, но взаимное желание так и оставалось неудовлетворенным, отчего Виктория сходила с ума. Однажды в ее комнате они оба оказались раздеты и Бо прижал ее к себе и долго лежал так, не говоря ни слова. А потом вдруг решительно поднялся с кровати.