Поздно вечером он взял трубку сам. Наверное, понял, что неотстану.

— Привет, — я представилась.

Он обрадовался словами, но не голосом.

Разговаривая с подобными мужчинами, нужно демонстрироватьсвою несостоятельность, но при этом не просить помощи.

— Я затеяла тут один проект. Хочу кое-что продавать…

— Да? — В этом «да» было все, кроме желанияпокупать.

— Да, надо же чем-то заниматься…

— Ты в чем-то нуждаешься? — Мне хотелось верить,что если бы я сказала: «Нуждаюсь», то он помог бы мне. Я имею в виду деньги.

— Нет. Пока… Но у меня ребенок… В общем, понимаешь… язатеяла один бизнес. С моими друзьями.

— С кем?

— Ты не знаешь. И в связи с этим мне нужен Виталик.Речь пойдет о его магазинах. Он ведь оставлял Сержу свой телефон тогда, на днерождения, но как же мне-то теперь его найти?

Он явно колебался.

— Он вроде сейчас за границей.

— Я уверена, у него есть роуминг.

Невозможно отказать вдове товарища без убедительной причины.

— Он вообще сейчас магазинами не занимается.

— Ничего. Мне просто надо его кое о чем спросить.

— А что ты все-таки хочешь?

— Поставлять в его магазины один продукт питания.

— Интересно. А как ты вообще?

— Вообще? Я хотела тебя спросить. Ты не был на сорокдней у Сержа?…

— Извини. Мы уезжали на все лето, и с билетами такаяпроблема…

Я молчала.

— Записывай телефон.

Он продиктовал мне номер.

— Передавай привет своей жене. Скажи, что я ее оченьлюблю.

— Спасибо.

— Пока.

Звонить никуда не хотелось.

Я подошла к зеркалу и накрасила ресницы. Улыбнулась: ботокс.Сделала серьезное лицо, чуть-чуть кокетливое.

Набрала номер.

Нужно разговаривать по-деловому, без всяких ужимок. ЧтобыВиталий мог отвечать на равных и чувствовал себя в своей тарелке. Только вконце, в случае благоприятного решения вопроса, спросить, как провели лето, какдети, как дом?

Мы договорились встретиться завтра. Я заеду к нему в офис. Кдвум. Отлично. Кстати, оказалось, что у него нет детей.

На следующий день я поехала на встречу с Виталием.

Я бывала в разных офисах.

Недорогих, но очень стильных — это у архитекторов,художников, девушек-бизнесвумен (не у всех).

Недорогих, но с претензией на богатство — это у тех, ктопродает окна, двери, отделочные материалы.

Дешевых и со сломанной ножкой стула — в таких давно не была.

Огромных, с дубовой мебелью — почти у всех знакомых мнемужчин.

С небольшой камерой перед входом — заходишь туда, и дверь вкабинет открывается только тогда, когда дверь за твоей спиной со щелчкомзахлопывается. В целях безопасности. Это — у олигархов.

Для владельцев сети продуктовых магазинов, судя по Виталию,офис делают те, у кого они недорогие, но стильные. Делают стильно и дорого.

Виталий готов был предоставить мне пятьдесят своих магазиновдля размещения пахты. Он вызвал менеджера, который вел это направление.

Оставалось решить вопрос с транспортом.

Я изучила условия, на которых они берут перевозку на себя, иотправилась домой, собираясь связаться с молочным заводом. У молочного заводатоже есть машины. Но неизвестно, есть ли у них пропуск в центр Москвы. И нуженли таким машинам этот пропуск?

Приехала моя дочь.

Мама привезла ее на подержанном «митцубиси», которым лихоуправляла, жалуясь на слабый кондиционер, потрепанную кожу на креслах,отсутствие системы ABS, отсутствие памяти установки кресел, отсутствиеэлектрической настройки зеркал… Компакт-проигрыватель у нее был.

Моя мама родилась в деревне.

Я и сама выросла в пятиэтажке на задворках Москвы. Я комплексоваладаже перед таксистами, которые привозили меня домой.

Я считала, что жить надо в роскошной квартире, хотя никогдани одной такой не видела. Только читала в книгах и смотрела в кино.

Другое дело — моя дочь. Для нее то, что еду готовит кухарка,а убирается уборщица, так же естественно, как то, что восходит солнце.

Мама деловито выгружала сумки из багажника и одновременнодавала мне наставления:

— Пожалуйста, береги Машину психику. Все это и такподействовало на нее слишком сильно.

«Все это» — она имела в виду гибель своего зятя. Странно,ведь я была всего на год младше Маши, когда погиб в автомобильной катастрофемой отец.

Мне казалось, уж кто, как не мать, должен понимать менясейчас лучше всех.

Я думала о мистической похожести наших судеб. Как разорватьэту порочную спираль и не допустить повторения этого в Машиной жизни?

Хотя какой-то прогресс все же был. В отличие от мамы, я небыла разведена.

— Постарайся вообще не говорить с ней на этутему, — говорила мама, не обращая внимания на Машу. — Как будтоничего не произошло.

Это был основной принцип ее воспитания. «Как будто ничего непроизошло».

Я приехала к ним на дачу, чтобы забрать Машу и маму напохороны Сержа.

Всю дорогу я настраивала себя: быть сдержанной. Заметивмашину, Маша бежала по дачной просеке, от радости припрыгивая на одной ножке.Увидев меня одну, она спросила, где папа. Я упала перед ней на колени ирасплакалась. Я держала ее руки и говорила, что папа умер. Что у нас случилосьнесчастье. Из дома выбежала моя мама и, сразу сориентировавшись, увела Машу.Приговаривая: «Не плачь, успокойся, возьми мишку, я сейчас дам тебе яблоко, воттак, хорошо».

«Плачь! — хотела закричать я, глядя, как моя дочь сиспуганным лицом жует яблоко. — Плачь! И запомни этот день на всю жизнь!Твой папа достоин того, чтобы ты запомнила это!»

Я помнила день, когда мама сказала мне о гибели отца.Вернее, ту минуту. Мы проходили мимо автомобильной стоянки. Мне было семь лет.

— Он погиб. Разбился на машине, — сказала мама,ведя меня за руку.

Я запомнила эту стоянку и свое смятение, когда я смотрела намамино лицо, а оно было совершенно бесстрастным. Через минуту она рассказала,что я буду есть на ужин.

И с тех пор у меня большая проблема с эмоциями. Я не всегдауверена в том, что правильно реагирую на происходящие события. Иногда мнехочется засмеяться, но я не знаю, уместно ли это. А когда мне хочется плакать…Хотя со смертью Сержа все стало на свои места. Мне хочется плакать, и я точнознаю, что имею на это право.