не надо подходить и спрашивать что-нибудь у Босуркуня. Но Петро же не знал, с кем он дело имеет, он же и правда думал, что говорит с Босорканем. И вот, когда Петро еще что-то спросил у Босуркуня, тот остановился и посмотрел на него. И так посмотрел, что у Петра кровь в жилах остановилась. И будто какая-то сила подняла его и хряснула о дорогу. Даже розум у Петра отшибло на сколько-то часов, и лежал он на дороге, пока и утро не наступило.

Но может, конечно, это он и пьяный лежал. А потом придумал все, что не стыдно было. Но вообще, если хотите знать, когда двоедушник спит, его никакой силой не разбудишь. Есть только один способ его разбудить: перевернуть его ноги туда, где лежала голова, или наоборот.

— Ну, так мы и сделали, — сказала я. — И Мыкола сразу проснулся.

— Ох! — вскрикнула бабка. — На что вам это было надо? Теперь не миновать беды.

— А что теперь будет?

— Недели две ничего не будет, пока новый месяц не народится. Все это время Босоркунь будет болеть. А потом начнет вам мстить.

— Как же он будет мстить?

— Ну, этого я не знаю. Но лучше вам уехать отсюда. Я вас не выгоняю, живите сколько хотите, мне с вами веселей, чем самой, но раз такие дела… А, может, все это и брехня. Кто его знает… Все это при старых людях было. Если я на вас страху не нагнала, так живите и не думайте ничего. Вы люди городские, ученые, знаете больше нас. Но все-таки скажу так: к старухе Босорканихе ты, Даниловна, больше не ходи. Есть фельдшерка, пусть она и ходит.

В этом я была согласна с нашей бабкой полностью. Насчет же Босорканя я не знала, что думать, да и через день я совсем забыла об этом разговоре. Мы как раз занялись сушкой грибов, и некогда было думать о каких-то там босоркунах. А грибы там, скажу я, замечательные в тех местах! Если бы не эти дурацкие приключения, мы бы их вагон насушили… Ну, ладно, это я отвлеклась…

Не помню, сколько мы дней после той ужасной ночи прожили спокойно. А потом началось вот что: по всей деревне ночами стали выть и скулить собаки. И выли и брехали каждую ночь так заунывно, что сердце останавливалось. Но правда, происходило это недолго и всегда в разное время.

— Ох, быть беде, — говорила наша бабка. — К покойнику воют.

Напророчив такой страх, бабка тут же добавляла:

— А может, волки ходят. У них сейчас как раз волчата подросли, пора их учить охоте. У Петра вон позавчера две овечки пропали и не нашлись. Куда они еще могли деться?

И сама себе отвечала:

— Скорей всего, что пропил, а теперь на волков спихивает.

Слушая собачий вой, я вспомнила о Мыколе Босоркане и рассказала бабке, как лихо он тогда ругнул собаку:

— Да. Собаки его боятся. А почему, я не знаю. Знаю только, что он из собак шапки делает. Может, поэтому они его боятся. А еще у нас говорят, что Мыкола может в волка оборачиваться. Видели, какая у него шерсть на голове? Совсем волчья. Эх, не хотела я вам говорить, да видно придется… Ведь я узнавала: заболел Босоркань. Лежит дома и с постели даже не встает. И в больницу ехать не хочет. Может, это на его смерть собаки воют?

— Послушайте… — спросила я у нашей бабки. — А кто же теперь за матерью его смотрит?

— Да я как-то не поинтересовалась… Ну, Маринка, наверное, ходит к ней. Как же иначе?

— Маринка — это жена Босорканя?

— Ну, да. А я завтра спрошу у нее, поинтересуюсь про свекровь.

— Узнайте, конечно. Она и тогда была такая, что вот-вот дух испустит. А сынок ее, конечно, так и не догадался в больницу отвезти.

«Странные люди…» — подумала я в ту ночь, прежде чем заснуть.

Посреди ночи у меня появилась причина проснуться. В деревне для таких случаев места отведены на улице, и вот, когда я искала тапочки у кровати, я вдруг заметила на световом пятне на полу какую-то движущуюся тень. Перед нашим домом стоял столб с фонарем, и свет через окно падал на пол. И мне показалось, глядя на этот кусок пола, что кто-то прошел под окнами. Я сначала подумала, что это привиделось, и продолжала смотреть туда же, размышляя, привиделось или не привиделось, пока не увидела снова ту же тень, прошедшую в обратную сторону. Я мигом обернулась, но в окне, естественно, никого не увидела. «Может, это Николай пришел, чтобы опять звать сделать укол? Но почему так поздно? И почему он ходит под окнами, но не стучится? А, может, это не он?»

Окна в бабкиной хате были расположены низко, до половины они закрывались занавесками, а верхняя стекляника оставалась чистой, так что тот человек, который ходил под окнами, должен был увидеться мне, если бы он еще раз прошел. И я стала глядеть на окно, надеясь, что таинственный соглядатай появится еще раз в нем. И чем дольше я глядела, тем больше меня забирал страх. Я чувствовала, что кто-то стоит под стеной дома и сторожит мой выход. Мне даже показалось, что он пробует запор на двери.

Я уже было хотела разбудить Максика, но в эту самую минуту какая-то темная фигура встала неподвижно напротив освещенного окна и вперилась своим темным взглядом внутрь дома. От страха я даже не могла кричать. И я не могла понять, кто это, хотя сразу мне показалось, что это человек знакомый. Не знаю, что он хотел увидеть у нас в доме, но, наверное, не то, что он видел (если видел вообще