Девушка просто постояла здесь некоторое время, уставившись на Брэйди, потом села в машину и уехала. Странно. Я никогда не видела ее раньше.

– У тебя, должно быть, лучшее место на этой тусовке, – голос Уэста Эшби напугал меня. – Не обращай на меня внимания. Я просто устал вести себя так, будто мне плевать на все. Мне нужно побыть одному. И поскольку ты не разговариваешь, то мне же лучше. Хоть кто-то есть, с кем я могу поговорить и кто будет молчать. Это должно быть чертовски потрясающе. – Он сделал большой глоток пива и сел рядом со мной на багажник.

Он пьян? Он хотел напиться. Конечно, он знал, что я была последним человеком, который хотел бы составить ему компанию. Я не была его другом. И никогда не стану.

– Может быть, мне тоже замолчать? Тогда не пришлось бы притворяться, что мне насрать. Спорим, это легко, а? Не нужно ни на что реагировать. Я тебе завидую.

Завидует мне? Серьезно? Он собирался сидеть здесь и смеяться надо мной, хотя даже не знает меня. И понятия не имеет, почему я предпочла молчать.

После этих его слов про зависть мне захотелось вскочить и закричать ему в лицо. Никто на свете не должен мне завидовать. Никогда.

– Но я кое-что слышал, и, если это правда, может быть, твое дерьмо хуже моего. – Он покачал головой и вздохнул. – Нет, наверное, нет, мама Ганнера – сплетница. Половина того, что выходит из ее рта, – вранье. Бог знает, что она достаточно наговорила о моей маме.

Казалось, Уэст разговаривал сам с собой. Его взгляд был прикован к чему-то в темноте. Боль перечеркнула лицо парня. Уэст не пытался ничего скрыть, как делал это все время, когда я находилась рядом с ним. Впервые я увидела его настоящим, парня, которого он никому не показывал. Его маска исчезла, голос был тяжелым, а глаза потемнели.

– Сегодня вечером он не пришел на мою игру. Черт, он даже не может пойти в дурацкую ванную без посторонней помощи. И уж тем более смотреть, как я играю. Первый раз в жизни он не смотрел, как я играю. Каждый тачдаун, который я забивал, я забивал для него. Так что у меня будет что рассказать ему сегодня вечером. Но я сижу здесь, как чертова девчонка, потому что возвращение домой пугает меня до чертиков.

Кто он? Я хотела спросить, но побоялась. Его эмоции были слишком сильны. Это был не тот придурок, которого Уэст показывал всему миру. Это был парень, прятавшийся под ним. Он позволил мне увидеть себя. Свою боль. Свои страхи. Но почему?

– Когда я родился, мама сказала, что он принес мне в больницу футбольный мяч. Выбежал из больницы и купил его, когда врачи сказали, что это мальчик. Он положил его в мою кроватку в тот день. Я любил футбол, но только потому, что любил его. Он всегда был моим героем. Теперь он оставит меня. И маму тоже. – Уэст издал тяжелый смешок, полный отчаяния.

– И как она справится с этим? Он – ее мир. И всегда был. Я не могу представить свою маму без папы. Она будет так потеряна. Меня будет недостаточно. Я просто… – Уэст уронил голову на руки и застонал. – Черт, мне страшно, Мэгги. Знаешь, каково это – бояться? – спросил он, подняв голову, и впервые взглянул на меня.

Я знала. Я слишком хорошо это знала. Я познала ужас и страх. Я знала демонов, что преследовали меня по ночам вместо добрых снов, в которые мы верили в детстве. Я знала больше, чем он мог себе представить. Я молча кивнула.

– Да, – хрипло прошептала я, отчаянно пытаясь убедить Уэста, что он не один. Мой голос звучал странно, но знакомо.

Это был уже второй раз, когда я заговорила с ним. Один раз потому, что он разозлил меня, а теперь потому, что я поняла: ему нужно дать знать, что он не один. Боль приходила ко всем нам в разное время. Именно то, как мы научились справляться с ней, и определило наше будущее. В этот момент я решила заговорить. Молчание помогало мне справиться с болью, но впервые с тех пор, как мой отец у меня на глазах убил мою мать, мне захотелось говорить. Мне хотелось успокоить кого-то еще.

Его глаза широко раскрылись.

– Ты заговорила, – сказал он, пристально глядя на меня. – Снова.

Я ничего не ответила. Я заговорила, потому что он нуждался во мне. Но поговорить, чтобы просто поболтать? Нет. Я не могла этого сделать. Я все еще боялась своего голоса.

– Это правда? О том, что рассказал мне Ганнер… Ты видела, как твой отец… – Он замолчал. Уэсту было известно мое прошлое. Кто-то узнал об этом и распространил слухи. Я понимала, что рано или поздно это случится. И задумалась над своим ответом. Я ни с кем не говорила о той ночи. Вспоминать было слишком тяжело. Это слишком болезненно вытерпеть снова для любого человека. Но Уэст тоже теряет родителей. Поэтому я кивнула. Больше я ему ничего не дам. Я не могла выразить словами то, что видела. Только не снова.

– Черт. Это тяжело, – вот и все, что он сказал. Несколько минут мы сидели молча, глядя в темноту. – Мой отец умирает. Врачи больше ничего не могут для него сделать. Отправили его домой просто… умирать. Каждый день я вижу, как он постепенно исчезает. Он все дальше от нашей заботы. Дальше от нас. Ему так больно, а я ничего не могу сделать. Я боюсь ходить в школу, потому что… Что, если он умрет, пока меня не будет, и я никогда его больше не увижу? Но в то же время, как прямо сейчас, я боюсь идти домой, потому что ему может стать хуже, и тогда мне придется это увидеть. Я должен увидеть, как умирает человек, которого я обожаю. Как он покидает эту жизнь. Покидает нас.

Смерть моей матери была быстрой. Молниеносной. Она не страдала, за исключением того единственного момента, когда я кричала отцу, чтобы он остановился, а он направил на нее пистолет. Я знаю, что тогда она страдала. Она страдала за меня и за то, что я могу увидеть.

Но я не знала, каково это – смотреть, как родитель медленно умирает у тебя на глазах. Заснуть ночью и не знать, будет ли он там на следующее утро. Мое сердце болело за него. Потерять того, кого любишь, тяжело. Это самое трудное в жизни. Уэст не был хорошим человеком. Он мог быть по-настоящему жестоким. Но эмоции в его голосе трудно было игнорировать. Я не хотела ничего испытывать к нему, даже сожаление, но я чувствовала.

– Никто не знает, – продолжал он. – Я не могу рассказать об этом друзьям. Все, что им известно, это то, что папа перенес операцию и сейчас находится на реабилитации. И что он больше не работает. Я отмахнулся, когда сказал им, как будто ничего особенного не произошло. – Уэст снова рассмеялся, жестким, грубым смехом, в котором не было ни капли радости. – Женщины этого города никогда не принимали мою маму, у нее нет друзей, с которыми можно поговорить, кроме твоей тети, хотя я думаю, что она даже Корали не рассказала. Когда папа уйдет… Я буду вместо него. Как мне это сделать? Как меня может быть достаточно для нее?

Я ничего не могу сделать, чтобы облегчить его боль. Никто, как бы ни старался, не может ему помочь. Так что я протянула руку и накрыла его ладонь своей. Это было единственное, что я могла сделать. Кроме как поговорить, но ему это было не нужно. И я все равно не была уверена, что смогу.

Его рука повернулась, чтобы взять мою, но вдруг остановилась, и Уэст убрал ее. Затем он встал, будто собирался уходить. Я не хотела, чтобы он исчезал. Вот так. Он рассказал мне о демонах, с которыми столкнулся. Он раскрыл свои секреты. Уэст вернется домой к этому кошмару и будет переживать его снова и снова, пока все не закончится. Он не хотел никому говорить, но все же сказал мне. Неужели он увидел в моих глазах то же, что и я в его? Печаль и гнев? Сожаление и страдание?