— Что-то случилось? — тихо спросила волчица. — Тебя что-то беспокоит, Ардо?

Голос Кьярри отозвался внутри волной недовольства.

Прежде одного взгляда, рыжеволосой волчицы было достаточно чтобы разбудить во мне желание, но сейчас вместо него на меня навалилась усталость и раздражение.

И острые коготки, которые игриво водили по моим ногам, подбираясь к паху, вызывали лишь желание отмахнуться, как от надоедливой мухи.

— Много дел. Я просто устал, Кьярри.

Волчица медленно поднялась с пола и села мне на колени.

— Раньше ты всегда приходил в ночь перед полнолунием и никакие дела тебя не останавливали. Я вчера так ждала тебя, Ардо…

Кьярри обвила мою шею руками и прижалась сильнее.

Зверь, взбесившись от этого маневра, больно полоснул когтями по моим внутренностям.

Он рвался наружу.

Его злила другая самка, её запах, её голос, прикосновения и даже взгляд — он словно обезумел, и причину этого я уже знал.

Его впервые влекло к другой.

Адски влекло, словно чья-то невидимая рука каждую жилу к ней тянула и следом рвала её от того, что я все еще не двигался с места.

Я ссадил волчицу с себя и потянулся к бутылке, чтобы налить еще в опустевший стакан.

— Я не пришел, потому что не хотел приходить, Кьярри — ответил прямо. — Думаю, нам пора прекратить наши встречи.

Кьярри поежилась.

Сжавшись, она обхватила себя руками, в одну секунду превращаясь из прекрасной соблазнительницы в совсем еще юную, робкую девушку, которая не знала куда себя деть от накатившего волнения.

— Я сделала что-то не так? Я чем-то обидела тебя, Ардо?

Кожа на её лице и на шее покраснела. Волчица прикусила губу, взволнованно ожидая моего ответа.

Кажется, даже дыхание задержала.

— Нет. Конечно нет, Кьярри, это не твоя вина — успокоил её. — Но мы договаривались, что, рано или поздно, спокойно отпустим друг друга. Время пришло.

По лицу Кьярри пробежала тень.

— Дело в другой женщине, верно? — неожиданно резко спросила она. — Это та ведьма, которую ты выслеживал? Из-за неё ты захотел меня бросить?

Женская интуиция всегда работала прекрасно.

А если в комплекте с ней шла еще и звериная чуйка, то и вовсе почти безошибочно.

— Для начала — я никогда не считал, что ты принадлежишь мне, чтобы тебя бросать — резонно возразил. — Мы не пара, ничем друг другу не обязаны и, если мне не изменяет память, тебя это условие вполне устраивало.

— Не пара… — с горечью повторила волчица. — А та ведьма? Она что, Гроз, она — твоя пара, раз ты решил заменить её на меня?

Эти слова — лишь язвительная шутка.

Но вместо того, чтобы рассмеяться над ними, как обязательно сделал бы раньше, я промолчал.

Потому что запах ведьмы до сих будоражил кровь, а её голос все еще звучал в голове — и это вовсе не походило на шутку.

— Я сказал достаточно, Кьярри. Остальное тебя не касается.

Волчица замотала головой.

— Это касается меня, Гроз. Касается! — закричала она, но в этом крике не было злости.

Скорее — отчаяние.

— Спи с ней. Хочешь — спи! Но ни одна ведьма не сможет долго выдерживать твою силу. Ты выпьешь ее до дна, просто вымотаешь, а потом снова придешь ко мне. И знаешь что? — волчица подошла ближе. Все её тело сотрясала мелкая дрожь. — Я приму тебя, эрраи. Только я и приму! Потому что я сильнее, чем любая ведьма и сильнее, чем любая волчица в этой стае. Пусть мы и не пара, но я единственная, кто сможет быть с эрраи.

— Кьярри, зверь, который делает меня эрраи никогда тебя не хотел — справедливо заметил я. — Тебя хотел мужчина. Всего лишь простой мужчина. Ты красавица. Любой захочет.

— Любой, но не ты? Хочешь сказать, теперь и мужчина меня не хочет?

Кьярри вскинула подбородок, встречая мой взгляд.

Даже не смотря на дрожь, в её голосе, во взгляде и в каждом движении обнаженного тела горел вызов.

А еще — желание меня переубедить.

Но даже сейчас, когда не осталось ни следа от покладистой, сидящей у ног Кьярри, даже, когда в её поведении промелькнула своеволие и хищная, звериная натура — все это не только не привлекло меня, но еще больше от неё отвернуло.

Поэтому я схватил её за руку и грубо дернул на себя, желая скорее со всем этим покончить.

— Теперь он смотрит на тебя и вместо рыжих волос видит черные, вместо серебряных глаз видит тьму. И вместо Кьярри хочет назвать другое имя. Гордую волчицу устроит такой расклад? Раздвинешь передо мной ноги после этого? Будешь послушной и тихой девочкой, чтобы я мог фантазировать о другой, пока буду тебя использовать? — отшвырнул её на кровать. — Чего же ты потерялась, девочка? Такое тебе уже не нравится?

Кьярри подскочила с постели.

Пышная грудь вздымалась от порывистого дыхания.

Она быстро-быстро заморгала, смахивая слезы, а потом развернулась, схватила с пола свое платье и выбежала за дверь, громко хлопнув дверью напоследок.

И хорошо.

Злость и обида куда лучше напрасных надежд и наивных мечтаний.

Я отставил в сторону стакан и взял сразу бутылку. Следующий глоток сделал уже с горла.

За ним еще один, еще, еще и еще…

План "хорошенько надраться" стал еще более привлекателен от того, что вдобавок ко всему, я почувствовал себя полнейшим подонком.

И только зверь, гаденыш, довольно урчал, мыслями возвращаясь к черноглазой.

Он снова вспоминал её черные, шелковистые волосы, которые наматывал на кулак, её приоткрытые, пухлые губы, и то, что она ими не только собиралась делать, но уже делала…

И теперь ему никто не мешал.

Глава 7

Айса

В воздухе пахло весной.

На лесной поляне раскинулись свадебные шатры, украшенные золотыми лентами и белоснежными цветами.

На небе надо мной сияла холодным светом полная луна.

Я сидела за праздничным столом и смотрела, как мой любимый надевал кольцо на палец своей невесте.

Внутри все увереннее зрело смутное ощущение, что я все это уже видела.

Нужно лишь отвернуться, нужно уйти и не смотреть…

Но я не могла.

Я снова вглядывалась в его красивое, родное лицо, каждую черточку которого когда-то нежно обводила пальцами, снова ловила его улыбку, слушала его смех, и снова задыхалась от боли.

Их счастье раздирало меня на куски.

Оно убивало.

— Поверь, лапочка, ты должна радоваться, что он не выбрал тебя — циничные слова матери отозвались в груди глухой болью.

— Зачем ты привела меня сюда? — прошептала ей в ответ одними губами.

Я не понимала, как можно радоваться собственной смерти.