Он подошел, обнял ее.

– Мам, но что ж тебе, в монастырь уйти? Ладно, замуж нехочешь, я понимаю, но роман хоть заведи…

– Тебе-то это зачем?

– Мам, я хочу видеть, как у тебя блестят глаза…

– А что? У меня такой несчастный вид?

– Не несчастный, нет… Но… безжизненный что ли… Хотятебе никто не дает твоих лет, а меня принимают за твоего любовника.

– Уже нет, – улыбнулась Лали.

– Откуда ты знаешь?

– Я сама призналась, что ты мой сын.

– Кому призналась?

– Тому самому дядьке. Он предложил мне послать кудаподальше юного любовника, который вечером оставил одну несчастную стареющуюженщину. Пришлось признаться.

– А вместо меня предложил себя?

– Не впрямую, но намекнул.

– Точно, это от него роза.

– С вазочкой? Чушь.

– А я вот сейчас узнаю.

Он заметил идущую мимо горничную с охапкой пледов. Выскочилк ней и заговорил о чем-то. И через минуту вернулся.

– Мам, она никаких цветов в номер не ставила!

1987 год

Ева ехала вниз по эскалатору. И вдруг сердце подскочило кгорлу и ухнуло в пятки. На соседнем эскалаторе поднимался Георгий Иванович! Намгновение они встретились глазами. Он узнал ее… Но она ехала вниз, а он вверх.Их пути опять разошлись? НЕТ, я так не могу! Ева кинулась вниз, растолкалалюдей, ждущих возможности ступить на эскалатор, и стала продираться сквозьстоящих слева и справа пассажиров. Господи, только бы он не ушел, только бы неушел!

– Девушка, вы чего пихаетесь?

– Вот оглашенная!

– Куда прешься, лярва?

– Дура ненормальная! – неслось ей вслед. Но вотона выбежала в вестибюль, озираясь по сторонам. Его не было. Ушел! Онавыскочила на улицу и сразу увидела его. Он стоял на ветру, пытаясь раскуритьсигарету. От радости, что он, по-видимому, ждет ее, она вдруг обессилела. Онеще не видел ее, борясь с непослушными спичками. Руки у него дрожали. На нембыла потертая до белизны коричневая кожаная куртка, вылинявший голубой свитер.Он был хорошо выбрит, седые волосы пострижены коротким ежиком.

– Георгий Иванович! – собралась с духомЕва. – Георгий Иванович!

– Ева?

– Вы в Москве? Бабушка писала, что вы уехали вЛенинград…

– Ева, но ты ведь куда-то ехала…

– Ну и пусть… Неважно…

– Ты бледненькая…

– Ну и что? Я плохо выгляжу? Я вам не нравлюсь?

– Ну что ты… Ты красавица…

– Вы кого-то ждете здесь? – вдруг осенило ее.

– Да. Жду. Товарища одного. Ева, вот что… Дай мне свойтелефон и скажи, когда будешь дома.

– Ладно, я уйду… Не буду вам мешать… Но я знаю, вы непозвоните. Прощайте, Георгий Иванович.

– Ева! Постой… Не уходи. Я с товарищем только наминутку встречусь, а потом… Потом поговорим, хорошо?

Он вдруг увидел, как она расцвела от его слов. Взял ее заруку. Обоих как будто ударило током.

– Ева, Ева… – бормотал он, заворожено глядя ей вглаза.

Значит, он не с женщиной тут встречу назначил! Он не хочет,чтобы я уходила…

И в самом деле, через несколько минут к нему подошелкакой-то мужик.

– Иваныч, здорово!

– Здорово.

Они обнялись.

– Прости, Иваныч, со временем зарез, после поговорим.Вот, держи, – мужик передал Георгию Ивановичу какой-то конверт.

– Спасибо. Завтра увидимся.

– Иваныч, это что, дочка твоя?

– Нет, – хрипло засмеялся тот. – Это моя…невеста.

Тот схватился за голову.

– Прости, Иваныч! Ну ты даешь! А невеста – чудо!

Ева обомлела. Или ей все это причудилось? Не мог же он и всамом деле назвать ее невестой…

– А свадьба-то когда?

– Еще не решили.

– Ну, ладно. Поздравляю. Пока!

– Ева! Ева!! Что с тобой?

– Зачем вы так… шутите?

– Прости, сам не знаю, как с языка сорвалось.

Значит, он так шутит? Ну и ладно, ну и черт с ним! Зачем онмне, у меня вон Платон есть, молодой, красивый, из хорошей семьи. А этот…Дурак, кто ж так шутит? Ева едва сдерживала слезы. Но он держал ее за руку и небыло сил вырваться.

Он молчал, глядя на нее как-то исподлобья, словно онапредставляла собой опасность, словно он не знал, чего от нее ожидать вследующую минуту.

– Ева, смотри, дождь начинается, бежим скорее!

– Куда?

– Куда-нибудь, главное под крышу.

Ближе всего был вестибюль метро, но он почему-то потащил еек кинотеатру «Баррикады». Там показывали мультики.

– Хочешь, пойдем, а? Не все ли равно?

Как раз прозвенел первый звонок. Он купил билеты напоследний ряд.

– Хочешь мороженого?

– Нет, спасибо.

– А пирожное?

– Тоже нет.

Тогда он купил шоколадку.

– Вот, держи!

– Спасибо. Вы любите мультики?

– Нет, я думал ты любишь…

– Я люблю… и мультики и шоколадки. Вот…

Она разломила шоколадку и протянула ему половинку.

– Зачем? Это маленькие девочки любят шоколадки.

– Я не маленькая! – вдруг смертельно обиделасьЕва. Он считает меня ребенком. Ничего не понимает, дурной!

– Прости, прости, ты, разумеется, совсем взрослая, а япросто старый дурак… кажется…

– Я, если хотите знать, скоро выхожу замуж, –выпалила она, сама не зная зачем. И тут же испугалась.

А он вдруг побледнел. И охрип.

– Замуж? Когда?

– Скоро…

– Ты его любишь?

– Нет. Я люблю… вас, Георгий Иванович. Но это не имеетзначения. Я понимаю, что не нужна вам тыщу лет… Вы вон в Москве, а мне даже непозвонили… И не надо говорить, что не знали телефон. Была б я вам нужна,спросили бы у бабушки…

Он стоял столбом. Давно прозвенел звонок, все зрители ушли взал, они одни остались в фойе, только буфетчица с любопытством на нихпоглядывала.

– Ладно, простите меня… Я пойду. Прощайте, ГеоргийИванович.

Он вдруг молча протянул руку, дотронулся до лица, залитогослезами.