– Ева! Евочка, я приехал!

В крохотную прихожую выглянул немолодой мужик в шапке изгазеты на седой голове.

– Вы к кому? – осведомился он, как-то весело глядяна Платона.

– К Еве. Она дома?

– Нету ее.

– А где она?

– По делам ушла. Мне она не докладывается.

– Отец, а ты что тут делаешь?

– Ремонт, сынок, сам что ли не видишь?

– Да вижу… А я могу подождать?

– А где тут ждать? Вон разгром какой… Да и вообще,откуда я знаю, кто ты и откуда.

– Я Евин жених.

– Ах жених? Странно. Вообще-то у нее другой жених…

Платон побледнел.

– Другой? – упавшим голосом переспросил он.

– Другой, другой.

– А ты откуда знаешь?

– А я, сынок, родственник жениха-то… А что, тебя визвестность не поставили? Уж извини, сынок…

– Сука! – выдавил Платон и опрометью бросился вониз квартиры.

Сумасшедшая девчонка, предпочла меня этому красавцу. Счастьеи безмерная гордость переполняли Георгия Иваныча.

– Жень, ты будешь у меня свидетельницей?

– Свидетельницей? На свадьбе? – ошалела Женька.

– Ну да!

– Буду, конечно, буду! Слава богу, Ева! А гдесвадьба-то? В «Праге»? Ох, надо чего-то с платьем придумать, а то там такаяпублика будет, может, и я отхвачу себе богатенького, – заверещала Женька,только вчера вернувшаяся из Херсона, где гостила у родственников.

– Жень, никакой свадьбы…

– Как это?

– Денег нет.

– А родичи что, такие жлобяры?

– Жень, ты даже не спросила, кто жених, –засмеялась Ева, страшно довольная произведенным эффектом.

– Как это? Разве не Платон?

– Не-а.

– Ну ты даешь! А кто же?

– Георгий Иванович.

– Какой Георгий Иванович? – обалдело переспросилаЖеня.

– Помнишь, я зимой к бабке ездила?

– Тот зэк что ли?

– Именно.

– Мама родная! Ты совсем спятила? Он же старый ибедный, сама говоришь… Ева, ты вообще-то в своем уме?

– Женька, я такая счастливая! Я так его люблю и онменя…

– Ну ни фига себе… А его что, отпустили из ссылки?

– Да.

– Дела…

– Женька, ты не представляешь, какой он…

– Ты с ним спишь?

– А то!

– И как?

– Жень, я даже вообразить себе не могла, что так можетбыть… С Тоником я просто терпела и все, а с Иванычем…

У Евы сделались такие глаза, что Женя невольно вздрогнула,словно увидела что-то неприличное.

– Но он же старый!

– Ха!

– И вы чего, заявление уже подали?

– Да! И он уже переехал ко мне… Из Ленинграда. И сейчасделает ремонт…

– Сам?

– Да, у него золотые руки, он все умеет…

– Я уж вижу по глазам, что все умеет, особенно в койке,да?

Ева залилась таким румянцем, что Женька даже смутилась.

– Что, так классно трахается? – едва слышнопрошептала она.

– Я не буду про это говорить! – вдруг заявилаЕва. – Это никого не касается.

– Ну ты и свинюга!

– Какая есть! – отрезала Ева. – Короче, тыбудешь свидетельницей?

– Конечно буду! И что, совсем ничего праздновать нестанете?

– Нет! Мы сразу к бабушке уедем! Поживем там недельку идомой.

– Да, Евка, надо же как бывает…

– Ты о чем?

– Был у тебя жених, молодой, красивый, богатый, в Крымсобирались… А теперь старый, бедный и в глушь… Бывает, но редко…

– Я люблю его.

– Вот я и говорю… А когда свадьба-то?

– Девятнадцатого. А уедем двадцатого.

– А учиться-то дальше будешь?

– Конечно. Иваныч первого на работу выходит. Настройку.

– Ошизеть! Тоник где работает? Напомни!

– Да иди ты! – засмеялась Ева. – Я, Женька,самая счастливая на свете. А ты все Тоник, Тоник… Не нужен он мне тыщу лет.

До свадьбы оставалась неделя. Ремонт в квартире был окончен.За две недели Георгий Иванович сотворил настоящее чудо. Все сверкало свежейкраской и лаком. Ева сшила новые занавески из пестрого ситчика, большой рулонкоторого лежал на антресолях, купленный когда-то давно матерью. Из него же Евасделала подушки на старенькие стулья, скатерку на обшарпанный стол. Ах, как ейнравилось ее жилище! Но главное – Георгий Иванович! Он словно сбросил с себякакой-то груз. Распрямились плечи, голубые глаза сверкали весельем. Это былсовсем другой человек. А уж как похорошела сама Ева!

Но однажды, за пять дней до свадьбы, она затеяла большуюстирку, благо накануне включили, наконец, горячую воду. В крохотной ванной былоуже нестерпимо жарко, Ева вдруг пошатнулась и едва не упала. Головазакружилась, к горлу подступила тошнота. Ее вырвало. После этого стало легче.Неужто залетела? Она перевела дух. Ох, некстати! Надо завтра же сбегать кврачу. Если бог даст обойдется, нужно во что бы то ни стало поставить спираль.Иванычу она ничего пока не сказала. Да и не может этого быть. Рано еще.

На другой день она пошла в женскую консультацию.

– Поздравляю, вы беременны, – сказала стараяврачиха.

– А какой срок?

– Примерно десять недель.

– Не может быть…

– Дорогая моя, я как правило, в таких вещах неошибаюсь.

Ева была в отчаянии. Это ребенок Платона…

– Пожалуйста, напишите мне направление на аборт!

– Начинается! А ты, дуреха, понимаешь, что первый абортэто опасно?

– Для кого? Для меня? Ну и черт со мной! Да не нуженмне ребенок от этого…

– У тебя теперь другой, что ли?

– Да, другой, я люблю его…

– Ах, девочка, что ж ты так быстро-то всё? Один,другой. Первому тоже небось по любви давала?

– Доктор, пожалуйста, я вас умоляю… У меня в пятницусвадьба…

– Ладно, вот тебе направление, но уйди с глаз долой.Надоели вы мне. Даете направо и налево, а потом канючите тут…

– Спасибо, спасибо вам, – заливаясь слезамипролепетала Ева.