Она вдруг начала хохотать.

– Чему вы смеетесь? Что я такого сказал?

– А с чего вы взяли, что он мой любовник? Бред! Это мойсын!

– Сын? – поперхнулся коктейлем Родион.

– Представьте себе, сын.

– А почему он зовет вас по имени?

– Сейчас это называется прикол. Он так прикалывается.Помните днем, когда я примеряла жакетку, он меня отозвал в сторонку?

– Ну?

– Он мне шепнул: мам, давай поприкалываемся над этимдядькой, он явно на тебя запал.

– Правда? У меня гора с плеч… Но послушайте, Лали,сколько же вам лет? Мне и в голову не могло прийти, что у вас такой сын…

– Мне сорок один год. Хотя задавать такие вопросы…

– Знаю, простите, не удержался. Но тогда за этимнеприличным вопросом следует другой, возможно, еще более неприличный.

– Да?

– Если этот парень ваш сын, почему вы не оставляете мнешансов? Боитесь сына? Он проболтается вашему мужу?

– Мой муж умер полтора года назад.

– Простите.

– Я любила его, по-настоящему любила, и была с нимбезмерно счастлива. А паллиативы мне не нужны. Я понятно объяснила?

– Более чем. Лали, простите, я ничего не знал, я нехотел вас обидеть, боже упаси. Обещаю вам – никаких ухаживаний, никакихпоползновений… Но просто общаться мы можем? Как друзья?

– Какие ж мы друзья? Это любовь бывает с первоговзгляда, а дружба…

– И дружба с первого взгляда тоже бывает, поверьте мне.Вот взять хотя бы Олега… Мы встретились в студенческом лыжном лагере, попали водну комнату, посмотрели друг на друга и тут же сдружились. У нас такоесовпадение, мы так понимаем друг друга… Давайте попробуем.

– И как мы будем пробовать? – улыбнулась она. Онвдруг понравился ей. В нем есть обаяние.

– Ну, для начала я вам представлюсь. Родион НиколаевичШахрин. Журналист. Не женат и это истинная правда, а не курортный трюк. Живу вМоскве, в трехкомнатной квартире на Кутузовском, которая досталась мне отродителей. Отец умер десять лет назад, а мама – три года. Ну а вы?

– Сведения исчерпывающие. – В ее глазах что-томелькнуло. Но он не понял, что. – А я пока считаю, что и так многое о себерассказала.

– Как угодно даме.

– Ну что ж, Родион Николаевич, спокойной ночи.

Она вытащила из сумочки кошелек.

– Позвольте…

– Нет, не позволю. – Она достала из кошельканесколько монет и оставила на столе.

– Погодите, Лали, мы же соседи, я вас провожу.

Она хотела отказаться, но он обезоруживающе улыбнулся.

– Извините, но кажется, все немного не так…

– То есть?

– Я ж только приехал и боюсь, что в темноте могу заблудиться.Честное слово, это не уловка…

– Так и быть!

1987 год

Пришла весна. Близилась сессия. У Евы голова уже шла кругомот бесконечного корпения над учебниками. К тому же она неважно себячувствовала. Платон сделал ей предложение почти сразу по возвращении ее отбабки. Она раздумывала. Его это уязвляло.

– Знаешь, Тоник, я так не хочу. Надо мне познакомитьсяс твоими родителями, чтобы все как у людей… А вдруг я им не понравлюсь?

– Ну и что? Это же я на тебе женюсь.

– Нет, так нельзя.

Подружка Женька развопилась:

– Ты больная? Такой парень! Такая семья!

– Я именно не знаю, какая семья.

– Да какая, хрен, разница! Главное, выйти замуж!

– Нет, главное…

– А что, что главное?

– Нет, так, ничего…

Ева никому, даже Женьке, не сказала ни слова про странного,старого – целых сорок лет ему! – мужика. Да и говорить-то, собственно,нечего было. Но время шло, Платон настаивал и она сказала:

– Тоник, вот твои родители в мае вернутся из загранки,тогда и подадим заявление.

– Как хочешь, – пожал плечами он. Эта строптивостьи раздражала и одновременно заводила его. Да другие девчонки были бы на седьмомнебе от счастья, а эта еще выдрючивается. Но другие как-то не нравились ему.Правда, он вовсе не уверен, что мама одобрит его выбор. Но, по крайней мере, несможет сказать, что Еве нужна их квартира, у нее своя есть, пусть и плохонькаясовсем, но все же… И прописка. С этой стороны не придерешься. Она красивая,хоть и одета бедненько, но это поправимо. Студентка, будущий врач. Это все мамуустроит. Застенчивая… Вроде все хорошо, но мама обязательно скажет, что она ненашего круга… Но тут можно рассчитывать на отца. Он эти разговоры про наш и ненаш круг терпеть не может. Если Ева в остальном ему понравится, то мамасмирится и начнет присылать Еве шмотки, так что через год Ева будет не хужевсех других девчонок «нашего круга». А я, кажется, здорово втюрился. Есть в нейизюминка… есть. И женой она будет хорошей, вполне хозяйственная, готовитнеплохо, а какое тело… С ума спятить можно…

– Евка, не будь дурой! Постарайся понравиться егомамаше и тогда будешь жить как у Христа за пазухой. Ты ж сейчас почтиголодаешь… Ты вообще у него дома-то была?

– Нет.

– Почему?

– А зачем? Он ко мне приходит.

– А он что, тебя не звал?

– Почему? Звал.

– А ты не пошла?

– Не-а!

– Да почему?

– Как бы тебе объяснить… У них наверняка все оченьбогато… Папаша какой-то там то ли посол, то ли консул, вечно в загранке…

– И что?

– А то… Тоник наверняка устраивает там какие-нибудьпьянки, вечеринки, его брат, наверное, тоже…

– Ну и что, не понимаю!

– А вдруг там что-то пропадет?

– И ты боишься, что подумают на тебя, что ли?

– Именно! Доперла наконец! А мне это нужно?

– Да, но почему ты решила, что подумают на тебя?

– Потому что я из другого круга…

– Ой, Евка, какая ты рассудительная… Я бы так несмогла… Погоди, или ты его просто не любишь?

– А я не знаю… Вообще-то он хороший…

– Знаешь, Евка, это все сопли и слюни. Любишь – нелюбишь. А замуж с холодной головой лучше выходить. Все равно же надо замуж. АТоник твой хоть не алкаш, не лимитчик и вообще хороший парень… Или у тебя ктодругой на примете есть? Ой, Евка, колись!

– Да нет никого. Просто так… померещилось чего-то…