— Товарищ капитан, так я уже рассказывал командиру роты, — неуверенно произнес Макар, посмотрев в сторону хмурого Ерофеева, продолжавшего очень сосредоточенно рассматривать в бинокль позиции немцев.

— Командир роты, вне всякого сомнения, важное должностное лицо, с этим никто не поспорит. Но что поделаешь, у меня имеются свои инструкции, будь они неладны! Я должен выслушать тебя и записать все твои показания. Уверен, что для меня у тебя найдутся какие-то новые подробности, которые ты позабыл рассказать товарищу капитану. Итак, начнем с твоего имени и номера полка, в котором ты служил до того, как попал в плен.

— Меня зовут Макар Григорьевич Забияка. Рядовой триста сорок четвертого полка, сто семидесятой стрелковой дивизии. Попал к немцам в плен двадцать шестого мая сорок второго года. Затем был помещен в сборный пункт под Харьковом. Затем нас переправили под Кременчуг на рудник…

Макар говорил неторопливо, осознавая, что это не просто беседа, а самый настоящий допрос, от которого зависит его дальнейшая судьба.

— Весьма интересно… Что вы там добывали? — перебил Романцев.

— Железную руду.

— Тяжелая работа, поди, насмотрелся ты на эту руду, — понимающе кивнул Тимофей. — И как она выглядит? Серого цвета, наверное, как сталь?

— Именно так, товарищ капитан, — охотно согласился перебежчик. — А еще она очень тяжелая.

— Ну, это понятно, все-таки железо, а оно легким не бывает. А как же вы выносили такую тяжесть?

— На тачках… Грузили и вывозили.

— И как долго ты работал на этих рудниках?

Командир роты неодобрительно посматривал на Романцева. Ему откровенно было жаль паренька, буквально валившегося с ног от усталости. Но всякий раз бедолага усилием воли перебарывал себя и продолжал отвечать на вопросы. Оставалось только удивляться, откуда берутся столь недюжинные силы в таком тощем теле. Ему бы поспать хотя бы часа два, отвлечься от тяжелых дум, а там и к расспросам можно приступать. Но Романцев не желал замечать усталости бойца.

Макар слегка призадумался, вспоминая, после чего уверенно произнес:

— Шесть месяцев.

— Полгода… Это большой срок для рудника. Другие и месяца на такой работе не протянут, а ты целых шесть! Повезло тебе, Макар, и здесь! Судя по твоей комплекции, не сладко тебе пришлось. Видно, характер у тебя кремень! Ты, парень, под счастливой звездой родился, где же ты силы нашел, чтобы все это вынести?

— Послушай, товарищ капитан, — перебил Тимофея Ерофеев. — Я, конечно, все понимаю, контрразведка и прочие дела, нужно бдительность проявлять, но ведь к людям тоже нужно с человеческими мерками подходить. Неужели ты не видишь, что парень едва на ногах стоит. А потом, какой из него шпион? Просто повезло парню! И на руднике, и здесь. В жизни такое случается, это война! Можешь мне поверить, с такими чудесами я едва ли не каждый день сталкиваюсь! — Сняв полевую пилотку, он показал ее Тимофею. — Вот глянь сюда, видишь, дырка? Так это она от пули. Снайпер ее вчера с моей головы сбил. А поднимись я на полвершка повыше, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

Романцев неодобрительно посмотрел на ротного. По долгу службы он просто обязан был заглядывать в личные дела офицеров, и часто от его мнения зависела их судьба. А с Ерофеевым особый случай — прежде он был майором и командовал батальоном. Сейчас он служил в штрафном полку командиром роты, и причин для особого внимания к его персоне было предостаточно. Две недели назад их полк был переведен из-под Витебска в Тринадцатую армию. Для такого решения у командования имелись весьма веские причины: во время запланированного отхода на запасные рубежи ассистенты потеряли Красное Знамя полка. Это был позор! В соответствии с Указом командир полка и офицерский состав подлежали военному трибуналу, а войсковое подразделение должно было быть расформировано. В результате расследования было установлено, что командир полка передал знамя двум ассистентам, чтобы они немедленно доставили его в штаб дивизии. Но при переходе бойцы попали под сильный артиллерийский обстрел: один из ассистентов был сражен осколком снаряда, а второй — тяжело ранен. Знамя было потеряно.

Ввиду того что утрата Красного Знамени произошла не вследствие малодушия личного состава, а в результате гибели и ранения ассистентов, а также учитывая обстоятельства, что в предшествующих боях полк успешно выполнял боевые задания командования, было решено перевести его в разряд штрафных. Всех офицеров, включая командира полка, понизили в звании. Каждому из них предстояло в полной мере искупить вину, чтобы вернуть полку честь и Красное Знамя.

Личному составу полка следовало помнить, что за малейшее нарушение, невзирая на звание и чины, он будет подвергнут аресту.

— Капитан, я тебя внимательно выслушал, — строго посмотрел на ротного Романцев. — Погоны тебе не жмут в плечах? А то, знаешь ли, могу посодействовать, чтобы с тебя их сняли за препятствие следствию… — И уже помягче, осознавая, что переборщил (и так ротному не просто), добавил миролюбиво: — Ты делаешь свою работу, а я свою, так что не будем мешать друг другу.

— Делай что хочешь, — в сердцах махнул Ерофеев, — а только хлопца ты зря мурыжишь!

— Какие вы здесь на передовой все тонкие натуры, как я посмотрю, — буркнул Романцев. — Значит, говоришь, что руда серого цвета, такая же, как сталь? — неожиданно жестко спросил он, и вдруг, не дожидаясь ответа, с размаху ударил перебежчика в челюсть. Охнув, тот упал на дно окопа, сильно ударившись затылком о брус. Не обращая внимания на оторопевших бойцов, Тимофей выкрикнул прямо в перекошенное от боли лицо перебежчика: — Слушай меня, фашистская гадина, ты даже железной руды никогда не видел! Не бывает она серой! Она бурая! Желтая, но не серая! Руки покажи! — Вжавшись в угол окопа, тот опасливо выставил вперед руки. — Руду, говоришь, копал? На тачке ее вывозил? Да у тебя в этом случае все руки должны быть побиты и поцарапаны, гноиться должны, от руды раны долго не заживают! Кем ты у немцев был? Говори!!! Кто тебя сюда послал, абверовский выкормыш?! Капитан Штольц? Хофмайер? А может, сам господин Гемпфрих? Ну, отвечай! — и встряхнул Романцев перебежчика за грудки с такой силой, что у того лязгнули зубы.

— Нет, не Гемпфрих, — в страхе закачал головой Макар.

— Тогда кто? Или ты хочешь, чтобы я тебя прямо здесь пристрелил? — Повернувшись к капитану, Тимофей распорядился: — Выбросите эту падаль за бруствер, чтобы здесь не смердела. Посмотрим, как тебе сейчас удастся уцелеть. — Он вытащил пистолет, добавил: — Я лично проверю, насколько ты везуч!

— Чего встали? — прикрикнул Ерофеев на оторопевших бойцов. — Приказ товарища капитана не слышали?!

Подскочившие бойцы стали заламывать Макару руки.

— Никуда не денешься, гад, — цедили они зло сквозь зубы — Мы тебя за человека приняли, а оно вон как!

— Я все скажу! — упирался Макар. — Я из абверкоманды-102.

— Где учился до этого? Как ты попал в абверкоманду-102? — продолжал напирать Романцев.