кого указывали немецкие хозяева. Но если его подчиненные служили ради твердого заработка и нетрудной работы, то Серафинович «чужой крови не щадил». Он лез из кожи вон в надежде выслужиться перед немцами как антикоммунист (коммунисты отправили в лагерь его первую любовь!). Не будучи патологическим антисемитом, он был «очень суров» с евреями, видя в этих космополитах угрозу «национальному порядку». Нервное напряжение после тяжелой работы он снимал дикими пьянками и, напившись, буйствовал. Мы знаем эти подробности из уст его немецкого переводчика, скрывавшего свое происхождение еврея, который жил и выжил рядом со своим страшным хозяином, чтобы рассказать нам эту историю (Тес, 1990). Серафинович закончил свои дни в возрасте 85 лет в Британии. С его смертью прекратился единственный судебный процесс над военным преступником в Англии.

Вспомогательным подразделениям доверялось многое: от рутинной полицейской работы до жестоких расстрелов советских военнопленных и евреев. В пьяном угаре полицаи творили страшные зверства, которые смущали даже эсесовцев: взявши за ноги детей, они разбивали их головы об стену или живыми бросали в колодец, кинув туда для верности и гранату, насиловали девушек, а потом добивали их штыками (в рапортах СС особо подчеркивалось, что эти зверства — дело рук людей неарийского происхождения). Многие из них угодили и на фронт в составе Ваффен-СС, там они показали себя никчемными солдатами и под занавес войны поспешили сдаться в плен великодушным американцам. Некоторые военные преступники доживают свои земные дни как граждане США, они всячески выпячивают свой антикоммунизм, но молчат о причастности к геноциду евреев (Loftus, 1982; Piotrowski, 1998: 148–157). Несколько тысяч белорусских военных преступников — капля в море по сравнению с числом партизан и мирных жертв немецкой агрессии. Айнзацгруппы докладывали, что убийства евреев пробудили в местном белорусском населении «чувство неуверенности и даже отчаяния». Даже среди образованных людей ведутся разговоры, что «Советы таких ужасов не творили». «Нам трудно прогнозировать, к чему приведут применяемые меры. Настроения местного населения изменились в худшую для нас сторону, но в основном, они повинуется тем, у кого есть реальная власть». Там, где территорию контролируют красные партизаны, крестьяне «послушны воле их бывших господ».

«Большинство белорусов, оказавшись между молотом и наковальней, боялись всех» — такой вывод делает Хедлэнд (Headland, 1992, 118–119). На белорусской земле немцам пришлось убивать самим. Это была прифронтовая зона, и немецкие тыловые войска выполняли поставленные им задачи.

Украина

Гораздо больше коллаборантов оказалось на Украине. Кровавые еврейские погромы прокатились там еще в годы Гражданской войны. Украинский народ был разделен на две части между Польшей и Советским Союзом. И между ними была существенная разница. На Советской Украине евреям жилось легко и свободно. В 1930-е годы евреи составляли 5 % населения и свыше 10 % в коммунистической партии и Советах народных депутатов (Altshuler, 1990: 290–294). Поэтому они несли на себе клеймо исполнителей кровавых сталинских репрессий, о чем мы расскажем в следующей главе. И хотя немногие евреи были коммунистами, призрак «жидобольшевистского врага» в глазах многих приобрел зримые очертания.

Поскольку Сталин уничтожил большинство националистов в советской части Украины, оплотом украинского национализма стала более либеральная Польша. Их План А в очередной раз призывал к борьбе за национальную независимость. В 1920-е гг. украинских националистов впечатлил пример фашистской Италии, в особенности их парамилитарные формирования, столь необходимые для борьбы за свободу нации. Главная украинская националистическая организация ОУН провозгласила принципы свободы и демократии для этнических украинцев. «Украина для украинцев» — это стало их неизменным девизом. «Нация есть высшая форма органического человеческого сообщества». В 1930-е гг. националисты с надеждой посматривали в сторону Германии, им казалось, что нацисты, как братья по идее, помогут им освободиться и от советского, и от польского ярма, чтобы создать «биологически чистую», «органическую» украинскую нацию. Поляков, русских и евреев следовало «удалить». План Б заключался в этнических чистках, пока бескровных. Как и везде в Восточной Европе, большую роль играла религия. Украинская православная церковь[69] апологизировала чистоту украинского национального духа. Как и в Румынии, на Украине оформился христианско-антисемитский национализм (Armstrong, 1963; Kosyk, 1986: док. 6, 44, 61, 68, 75; Motyl, 1980: 143; Piotrowski, 1998: 189–195; Weiner, 2001: 240–248).

Советский Союз занял польскую Украину в 1939 г. в соответствии с советско-германским пактом. Многие западноукраинские националисты, враги сталинского режима, нашли убежище в Германии. Сталинская власть была беспощадной, что побудило многих украинцев встать на сторону нацистов. В органах советской власти евреи были представлены не совсем пропорционально, и, как пишет Гросс (Gross, 2000: 98), местное население было поражено до глубины души: «Как дико, оскорбительно, невозможно было для украинца видеть еврея на любой должности — инженера, прораба, бухгалтера, администратора, учителя или милиционера» — и дело не в том, что евреев там было много, дело в том, что они вообще были!

Так началась любовь-ненависть между украинскими националистами и немецкими нацистами. Этот альянс радикализировался в момент нападения Гитлера на СССР и превратился в План Г — геноцид. На основе двух фракций ОУН были созданы два украинских айнзацбатальона, вымуштрованных СС[70]. В их задачу входила зачистка оккупированной территории от нежелательных элементов, то есть коммунистов и евреев. Не совсем ясно, насколько они были задействованы немцами в самих боевых действиях. При отступлении Красной армии НКВД расстрелял почти всех украинских политических заключенных. И естественно, что националисты жаждали отмщения. Евреи, снова поставленные перед выбором, с кем остаться — с фашистской Германией или Советской Россией, — отступали на восток с Красной армией, хотя и немногие были коммунистами, а их собственность и предприятия были экспроприированы Советами. Непонятно, верили ли националисты таким нелепостям СС, что «все евреи до единого служили большевизму», что во вскрытых захоронениях «не обнаружен труп ни одного еврея, расстрелянного НКВД». Впрочем, националистов не пришлось просить дважды — они с энтузиазмом принялись убивать. И дело вовсе не в том, что они попали в капкан нацистской идеологии. 24 тысячи евреев были убиты сразу, многие еще до того, как появились немцы. В некоторых городах, где утвердилась оуновская власть, прошла кровавая вакханалия резни. На Волыни массовые убийства сопровождались тотальным разграблением имущества; по мнению националистов, это было необходимым условием развития независимой украинской государственности, освобождением экономики от иностранного капитала. ОУН возвестила: «Каждый украинский город начинает жизнь с чистого листа. Приходи, владей, бери дело в свои руки» (Spector, 1990: 64–79, 238239; Zbikowski, 1993).

В докладах айнзацгрупп сообщалось, что отступающая советская армия при помощи евреев уничтожила сотни украинцев, прежде всего интеллигенцию; и теперь евреи стали жертвой праведной мести украинских патриотов.